На стыке миров. Том второй. Этимология славянского мистицизма. Игорь Николаевич Ржавин

желудок, гарда – жадность, гури – светлая, джъотьих – свет (ср. с рус. жжёт), заир – жажда. Сравните: сербский горети – жечь, древнерусский жегъчии – истопник, и роуськъ истъбьникъ – кочегар. Более того, в старославянском съгрѣние – тепло, а горящина – теплота, ровно так же, как в валлийском gwres – жар, испанском horno – печь, и в таджикском гармӣ – жара. А вот как переводится понятие «жечь» на родственные, и не очень, языки: баскский erre, болгарский изгаряне, македонский горат, румынский arde, сербский горети, словацкий horieť, словенский gorijo, чешский hořet. Теперь, посредством вариаций последних согласных в корнях слов ЖАРить, ЖЕЧь и сЖИГать, выходим на однокоренное устаревшее жагра – запал.

      Однако, представление о жреце, в его словесном определении, как исключительно о некоем «кочегаре, истопнике и костровом», было бы неполным, если бы в семействе однокоренных ГАРь и ЖАРа отсутствовало бы родственное слово ЗАРя, но оно есть, и в нашем исследовании нам никак не миновать целой линейки однокоренных смысловых созвучий, не только в русском, но и других языках мира, например: санскрит зрита – стол (не мебель, а продукты), что по звучанию вовсе не случайно сливается с русским зрить, ибо по смыслу также совпадает с таким европейскими понятиями как «провиант» (от лат. provianda) и «провизия», из латинского provisio – предусмотрительность, производное от providēre – предусмотреть, предвидеть, родственного русскому «видеть». Значения эти ничуть не чужды по смыслу и русскому снабжение, от С/НА/БДИТЬ, где С и НА приставки, а бдить – глагол, означающий «смотреть». Вот почему санскритское зрита – это не только «стол», подразумевающий конструкцию, на которой располагаются кушанья, а, непосредственно, сама еда, поскольку слово это несёт в себе ещё и такие значения как «заправляться, перекусывать и утолять жажду». А жажда от чего возникает? Естественно, от жара, и внутреннего, и внешнего. В этом случае, мы сталкиваемся с родственной жаре корневой матрицей З-Р, аналоги чего есть и в русском языке, например, если жара – это описание температурного режима, то заря – это уже описание визуального аспекта одного и того же процесса. Здесь мы сталкиваемся с таджикским понятием зар – золото, которое по своему визуальному эффекту ассоциируется с зарёй, что подтверждается единородными русскими золото и жёлтый. Поэтому у западно- и южно-славянских народов по разному произносимое Золтан и Жолтан – по-сути, одно и то же имя Zoltán, в значении «золотой». В том же фарси находим слово зарар – зло, что в русском языке является единым по происхождению со словом злато. И такое совпадение не удивительно, поскольку в нашем языке, например, зелье – это одновременно, и яд, и лекарство. Это лишний раз подтверждает нашу мысль о том, что в русском языке не бывает, ни «плохих», ни «хороших» слов, все они равны по своей весомости, и вот вам доказательство: блага – у нас «добро», а у белорусов блага – это «зло». Отсюда