Как мне ни было холодно (а замерз я – зуб на зуб не попадал), я невольно остановился, заслушался, а когда птица, разминувшись с нами, скрылась за скопищем мачт и ее пение стихло вдали, вновь устремил взгляд вперед: не появится ли еще одна?
Нет, с дивными птицами мне на сей раз не посчастливилось, однако в небе появилось кое-что новое. Навстречу нам мчался корабль, каких я еще не видывал – корабль на крыльях гораздо шире крыльев скрывшейся за кормой птицы, но тонких, изящных, словно клинок меча. Едва мы поравнялись с ним, как и со встречной птицей, пройдя несколько ниже, корабль сложил крылья и стремглав спикировал к нам, так что мне на миг показалось, будто он, не обладающий хотя бы тысячной долей нашего веса, врезавшись в нас, разобьется на части.
Однако встречный корабль пронесся над верхушками наших мачт, словно стрела над копьями многочисленной армии, развернулся, вновь поравнялся с нами, опустился на наш бушприт и вытянулся на нем вдоль, совсем как барс, разлегшийся на ветке над оленьей тропой, карауля добычу либо попросту нежась на солнце.
Я замер в предвкушении встречи с его командой, однако с борта суденышка не спустился никто. Вскоре мне показалось, что встречный корабль вцепился в наш крепче, чем я полагал, а вскоре после этого в голове зашевелились сомнения: уж не ошибся ли я? Может быть, это вовсе никакой не корабль, а то, что он, серебристый на фоне лазурного мира, сам по себе бороздил небеса, парил над верхушками леса мачт, мне просто почудилось? Сейчас его корпус казался, скорее, частью нашего корабля, корабля, на котором я (по всем ощущениям) путешествовал долгое-долгое время, необычайно утолщенным бушпритом либо бикгедом, а крылья – просто-напросто ватербакштагами, с помощью коих он крепится к носу.
Однако еще некоторое время спустя мне вспомнилось, что именно такой корабль встречал прежнего Автарха по прибытии на Йесод. Возрадовавшись, я со всех ног помчался по палубе на поиски люка. Бежать в таком холоде, на таком ветру было одно удовольствие, хотя каждый шаг отдавался болью в хромой ноге. Наконец я снова прыгнул вперед, а ветер (на это-то я и рассчитывал) вновь подхватил меня, понес вдаль, вдаль, над необъятным настилом, да с такой силой, что, уцепившись за бакштаг и остановив полет, я едва не остался без обеих рук.
Этого оказалось довольно. В головокружительном полете я сумел разглядеть ту самую брешь, сквозь которую моя невеликая команда из десятка матросов выбралась на палубу. Добежав до нее, я без оглядки бросился вниз, в привычное тепло коридоров, озаряемых хаотическими вспышками ламп.
В коридорах снова гремел тот самый голос, не всегда отчетливый, но неизменно понятный. На сей раз он взывал к эпитому Урд, и я, радуясь теплу, полной грудью вдыхая воздух Йесода, казалось, проникший даже под палубы, бежал вперед со всех ног, уверенный,