Если ты, тот, кто однажды, может статься, прочтет все это, до сих пор, невзирая на многообразие совершенных мной глупостей, сохранил ко мне толику уважения, то наверняка утратишь ее сейчас: настала пора рассказать, как я перепугался, точно младенец при виде пугала из выдолбленной тыквы со свечкой внутри. Некогда, по пути к Обители Абсолюта, на нас с Ионой напали Гефоровы нотулы, изловленные зеркалами летучие твари, порхающие над землей подобно хлопьям сгоревшего пергамента в дымоходе, однако, при всей своей неосязаемости, весьма и весьма смертоносные. В этот миг я, взглянув назад, в сторону исчезающей за кормою Брия, решил, будто за мной вновь гонятся схожие существа, только не сажные, каким цветом отличались нотулы, а серебристые.
Охваченный ужасом, я сжался в комок, прячась за реем, но вскоре понял, что это (как, несомненно, уже догадался и ты, мой читатель) всего-навсего клочья тончайшего серебристого бремени взорванной мачты, подхваченные буйным ветром. Однако все это означало, что вокруг нас уже не пустота – атмосфера, воздух, пусть даже разреженный. Окинув взглядом корабль, я увидел его во всей его необъятной наготе: паруса исчезли, как не бывало, десять тысяч мачт и сто тысяч реев оголились, точно лес к началу зимы.
Как странно было, цепляясь за рей, дыша собственной, порядком уже истощившейся атмосферой, видеть, однако не чувствовать титанической силы бурю, бушующую вокруг! Едва я сорвал с шеи оба ожерелья, меня едва не снесло с импровизированного насеста, рев урагана безжалостно хлестнул по ушам.
И как же упивался я этим воздухом! Словами не передать. Одно скажу: то был воздух Йесода, студеный, как лед, сверкающий золотом жизни. Никогда еще я не пробовал на вкус подобного воздуха, и все же он показался знакомым.
Сорвав с моих плеч обрывки рубашки, ураган понес их прочь, к клочьям изорванных парусов, и в этот миг я узнал его. В тот самый вечер, покинув Старую Цитадель и отправившись в изгнание, я шел по Бечевнику, глазел на океанские корабли и каракки, лавировавшие вдоль широкой водной дороги, Гьёлля, и поднявшийся ветер, играя гильдейским плащом за моею спиной, рассказывал, рассказывал о северных землях, а ныне все тот же ветер провожал меня вновь, во весь голос славил новые годы, пел мне все песни и гимны нового мира…
Вот только где же он, новый мир? Под кораблем виднелась лишь лазурная чаша да пряди облаков – все то же самое, что видел я из старой, изрядно засаленной вселенной, приближаясь к вратам в эту. Поразмыслив немного (подолгу торчать без движения на таком холоде – сущая мука), я бросил ломать над этим голову, полез вниз, к палубе…
И тут, наконец, увидел – да не внизу, куда глядел прежде, а над головой – необъятную, величественно плавную дугу, тянущуюся вдаль в обе стороны, и плывущие между нами и нею белые облака; горизонт нового мира, изукрашенного крапчатой зеленью и синевой, словно яйцо лесной птицы.
Увидел я и нечто еще более дивное – явление в сей новый мир Ночи. Подобно братьям по гильдии, облаченная