При этих словах все виртуозы шпаги разразились хохотом.
– Битый туз! – бросил Плюмаж. – Да ты великолепный рассказчик! Продолжай!
Господин де Пероль вытер со лба выступивший пот.
– Принц Филипп Гонзаго, – продолжал Галунье, – частенько навещал добрейшего Пьера Гарба.
– Тише! – невольно воскликнул Пероль.
– Громче! – закричали храбрецы.
Они от души веселились, тем паче что знали: цель этого спектакля – увеличение платы.
– Продолжай, Галунье, продолжай! – кричали они, тесней окружив нормандца и Пероля.
А Плюмаж, ласково погладив своего помощника по затылку, произнес прямо-таки отеческим тоном:
– Ризы Господни! Малыш имеет успех.
– Мне очень жаль, – промолвил Галунье, – что я вынужден повторить слова, которые, похоже, не по нраву господину де Перолю, но истина состоит в том, что принц Гонзаго весьма часто навещал Гарба, вне всяких сомнений, чтобы набираться у него знаний. И как раз в это время юный герцог де Невер стал чахнуть.
– Клевета! – крикнул Пероль. – Гнусная клевета!
Галунье с невинным видом поинтересовался:
– Мэтр, а разве я кого-нибудь обвинял?
Подручный принца Гонзаго до крови прикусил губу, а Плюмаж бросил:
– Милейший господин де Пероль больше не будет таким невоздержанным.
Тот вскочил.
– Надеюсь, вы мне позволите уйти отсюда? – со сдержанной яростью осведомился он.
– Ну конечно! – смеясь от всей души, отвечал гасконец. – Мы даже проводим вас до замка. Добряк Келюс, наверно, уже проснулся, так что мы объяснимся с ним.
Пероль рухнул на табурет. Лицо его позеленело. Безжалостный Плюмаж протянул ему стакан.
– Выпейте, подкрепитесь, – предложил он. – А то у вас такой вид, будто вам худо. Всего глоточек… Не хотите? Тогда просто посидите, придите в себя и позвольте говорить этому плуту-нормандцу. Он красноречивей, чем адвокат в парламенте.
Брат Галунье благодарно поклонился Плюмажу и продолжал:
– Начались толки: «Ах, бедный молодой герцог де Невер умирает». Забеспокоились и двор, и город. Еще бы, Лотарингский дом – один из самых знатных домов во Франции! Король осведомлялся о его здоровье. Филипп, герцог Шартрский, был безутешен…
– Но еще безутешней, – прервал его Пероль, сумевший придать своему тону проникновенность и убежденность, – был Филипп, принц Гонзаго!
– Боже меня упаси противоречить вам! – воскликнул Галунье, чья неизменная любезность должна бы послужить примером всем спорящим. – Я даже уверен, что принц Филипп Гонзаго был крайне огорчен, и вот доказательство тому: каждый вечер, облачившись в ливрею лакея, он приходил к мэтру Гарба и всякий раз с унылым видом повторял: «Это слишком затягивается, доктор, слишком затягивается!»
В низеньком зальце кабачка «Адамово яблоко» сидели сплошь убийцы, и тем не менее все они содрогнулись. Холодок пробежал по спине у каждого. Плюмаж грохнул кулаком по столу.