И это взгляд – идеальное доказательство невинности Лари, даже если до этого у меня и могли возникнуть сомнения, то сейчас они полностью испарились бы.
Потому что она в самом деле видит обнаженного мужчину впервые.
И пугается, инстинктивно сводя ноги и пытаясь отползти от меня.
Но я не пускаю, дергаю ближе к себе, устраиваюсь между разведенных ног, не удержавшись, облизываю гладкие бедра с внутренней стороны, ноздрями втягиваю аромат возбуждения. Она реагирует на мои ласки, она мокрая. Просто пока не знает своего тела, не понимает, что с ней происходит.
Ложусь на Лари, заставляю смотреть на себя, шепчу тихо:
– Расслабься, миледи… Будет неприятно. Но потом тебе понравится, клянусь.
Мои слова словно приводят ее в чувство, заставляют вынырнуть из пучины похоти пополам со страхом перед неизвестностью, взглянуть на меня неожиданно трезво.
И будь я проклят, если к ней в это мгновение не возвращается ее привычное высокомерное превосходство!
Она смотрит мне в глаза, напрягается, губы, до этого трогательно раскрытые, сжимает.
– Делайте все, что хотите, только хватит уже тянуть, – ледяной голос не вяжется с подрагивающими от напряжения разведенными ногами, с бурно поднимающейся и опускающейся грудью.
И я теряю контроль от злобы и бешенства. Проклятая гордячка! Все могло бы быть по-другому!
Но теперь будет так, как будет.
Усмехаюсь в своей привычной развязной манере, шепчу:
– Как прикажете, миледи…
И делаю резкий рывок вперед.
В нее.
Теснота, влажность, теплота обжигают до рези в глазах.
Несмотря на мою грубость и ее зажатость, я все же постарался на славу, аристократочка внутри скользкая, влажная, и я практически не замечаю девственной преграды.
Только на мгновение перекрывает дыхание невероятным наслаждением от ощущения себя внутри нее, глаза Лари раскрываются еще шире, становясь поистине бездонными, губы невольно распахиваются, и я этим пользуюсь. Просто не могу себе отказать в удовольствии.
Закрываю ее рот жадным поцелуем и одновременно двигаюсь.
Ловлю опять тонкие запястья, убираю от своих плеч ладони, упирающиеся в беспомощной попытке оттолкнуть, прижимаю опять над головой их и все это время не прекращаю двигаться.
Ощущаю сопротивление, она испуганно сжимает внутри до боли, и инстинкт требует это сопротивление подавить.
Не могу сейчас этому противостоять. Волк внутри довольно рычит, помечая самку своим запахом, заставляя все сильнее двигаться, чтоб не вздумала отталкивать больше, чтоб не смела!
Лари, ни звука не издавшая, когда я только вошел, начинает тихонько стонать, и, наверно, это от боли, но мне сейчас плевать.
Слишком сладко мне, слишком хорошо.
Ее податливость подо