И, ослепительней десницы Моисея,
Заблещет на ветвях цветущих красота!
Как бы воскрешены дыханием Христа,
С земного лона ввысь потянутся растенья,
Зазыблются они под лаской ветерка,
И очи в небесах откроют облака,
И наземь истекут слезами умиленья…
«Ну да, я пью вино! И кто не слеп умом…»
Ну да, я пью вино! И кто не слеп умом,
Кто истину, как я, уразумеет,
О, тот поймет, что перед божеством
Поступок мой значенья не имеет.
Аллах от века знал, он знал давным-давно,
Что мне, рабу его, придется пить вино!
Его лишь оскорбить я мог бы воздержаньем —
Его предвиденье явилось бы незнаньем…
«Нет в суетной любви могучего сиянья…»
Нет в суетной любви могучего сиянья:
Как пламя зыбкое в минуту угасанья,
Она не может дать живящего тепла!
Ее наследие – холодная зола!
Но кто божественной любовию пылает, —
Ни отдыха, ни сна, ни пищи тот не знает!
В сияньи радостном взойдет ли яркий день
Иль мир окутает чадрою ночи тень,
Несутся ль месяцы, года чредой крылатой —
Все призрак для души, любовию объятой!..
«Хайям, Хайям! Твой жалкий прах…»
Хайям, Хайям! Твой жалкий прах
Подобен трепетной палатке.
В ней дух царит как падишах,
Но дни его царенья кратки.
Они ведут к небытию,
Его последнему приюту.
Едва успеет он свою
Палатку бросить, – чрез минуту
Ферраши[2] смерти прибегут
И все разрушат, все сорвут,
Чтоб средь песков пути иного
Создать разрушенное снова.
«Жалкая страсть человека…»
Жалкая страсть человека —
подобна собаке цепной:
Крик ее – лай непристойный,
докучный, без всякого толка!
Лисья таится в ней хитрость…
Дает она мнимый покой,
Зайца обманчивый сон…
Сочетались, слились в ней одной
Бешенство лютого тигра
и жадность голодного волка!..
«О, друг! Зачем пещись о тайнах бытия…»
О, друг! Зачем пещись о тайнах бытия,
В безумии желать того, что невозможно?
Мечтой бесплодною охвачена тревожно,
Напрасно смущена зачем душа твоя?
Будь счастлив, веселись!
При сотвореньи света
Никто ведь у тебя не спрашивал совета.
«Ныне в безумстве любви…»
Ныне в безумстве любви,
в безумном, безмерном волненьи
Разум утратили мы —
и тонем, горим в опьяненьи,
Служим святыне вина
в кумирне заветной своей!
Ныне, сейчас, через миг,
с восторженно-сладкою дрожью
Прах бытия отряхнув —
как дух, вознесемся к подножью
Трона, где вечность царит
в сияньи