Наш разговор, таким образом, превратился в разговор немого с глухим, она просила у меня невозможное, я требовал от нее то, чего, наверное, и не было никогда.
Вскоре, бессонница охватила меня и я целые ночи проводил в саду перед ее домом, а она становилась все холоднее и старалась избегать меня, ссылаясь на нездоровье. О, как я хотел верить, что она действительно нездорова, а лучше мертва! Мне было легче верить в это и приятнее думать, что пусть лучше она не достанется никому, нежели чем ему.
Мы так и не пришли ни к какому соглашению. Ее муж вернулся. Я находился неподалеку и смотрел на его приезд. Я удалился к себе, надеясь получить от нее весточку, но ее не было несколько дней. Потом не выдержав, я стал прогуливаться рядом с их особняком, надеясь, что она заметит меня. Этим дерзким поступком я решил напомнить о себе.
Уже вечером я получил довольно сухую записку, которая гласила, что пока муж не уедет лучше прервать все встречи. Такой поворот дел меня не устраивал, я написал ей ответ, умоляя выкроить пару минут вечером для прогулки в саду, где я бы ожидал ее. Подкупив слугу я передал ей мою записку. Получив ответ только на следующей день. Она писала, что мое ребячество неуместно и просила меня повзрослеть уже, в конце концов, и подождать пару месяцев.
Я пришел в ярость от этого письма. Чувства и эмоции бушевали во мне ураганом. Я плакал и готов был убить себя и ее, лишь бы только прекратить эти муки. Результатом моих расстроенных чувств явилось длинной письмо, в котором я напоминал ей о минутах нашего счастья, о нашем уюте, о наших клятвах, о ее желании переселиться в деревню. Я клялся ей, что со мной она будет счастлива как ни с кем, что я не смогу жить без нее и прочее.
Мое письмо осталось без ответа. Я прождал пару дней, сходя с ума. В то время как она совершала все возможные и невозможные выезды с мужем. Мне казалось, что она делает это мне на зло. Эта парочка возвращалась домой только за полночь, а на следующий день опять неслась куда-то.
Я караулил момент, когда ее муж смог бы отлучиться по делам и был уверен, что это хороший момент для меня прийти и поговорить с ней напрямую.
Наконец, в один из дней он уехал куда-то и я тут же, пока она еще была дома, без спроса влетел через черный ход и проник в дом. Она сидела в летней беседке и читала, но увидев меня уронила книгу, вскрикнула и побледнела так, что даже я испугался. Хотя я имел вид гораздо хуже, уже давно потеряв сон и пребывая в жутких душевных терзаниях.
Я видел как от испуга, она перешла к спокойствию, а потом ее лицо, такое доброе и прекрасное, исказила нервная судорога.
Она принялась выговаривать мне мою ошибку, что я сильно врежу ей наведываясь сюда и совсем не люблю ее. Что я эгоист и желаю ее смерти.
Я напомнил ей за письмо и получил в ответ совершенно несуразные доводы. Она твердила что-то про наше неравенство, про мою молодость и наивность, а свое желание жить в деревне низвела до «сиюминутной грезы».
Она заклинала