– Вы непременно этого хотите? – обвел Илья присутствующих тяжелым взглядом. Те закивали, набивая рты яствами.
– Хорошо, пусть будет по-вашему… Один из моих друзей, некий богатырь родом, как и я, из села Карачарова, что недалече от славного города Мурома…
– Брось жеманиться, Илюша, – перебил его Боян. – В селе-то Карачарове только один богатырь и был.
Илья Муромец густо покраснел.
– Что ж, ладно, будь по-вашему, – сказал он замогильным голосом. – Резанем правду-матку… Так вот. Родился я в селе Карачарове, что под Муромом, отец мой, батюшка, был крестьянином. И сидел я сиднем целых тридцать лет…
– А чего? – удивился Иван.
– Детский паралич, – шепотом пояснил Алеша.
Тем временем Боян, не дожидаясь приглашения, хряпнул еще кружку, утер губы ладонью и вмешался:
– Ну, эту-то историю любой дурак знает. Разве что кроме этого, – он покосился на Ивана. – И как тебя калики перехожие вылечили, и как ты Святогора-богатыря в гроб загнал. И как жену твою Калин-царь извел. А вот про любовную интрижку, – он скабрезно хихикнул, – про это мы еще не слыхивали. Ближе к телу, Илюша!
Илья ударил кулаком по столу так, что огурцы и апельсины запрыгали по нему, как мячики.
– Слушай, дед, еще раз вякнешь, седин твоих не пожалею я…
– Молчу-молчу, – испуганно затряс головой Боян.
– Не, Илюха, ты кончай, – вмешался Алеша Попович, – старик дело глаголет. Обещал про бабу, а сам опять про калик своих…
Услыхав эту фразу, Добрыня поднялся, держа свою кружку в вытянутой руке:
– За пр-р-релестных дам!
Выпили.
– Ну ладно, – сказал Илья, – дело, значит, было так. Перебив всю нечисть вокруг Мурома, собрался я на службу ко Владимиру. Отстоял заутреню, оседлал своего добра коня и попер. Еду я, еду, вдруг – на дороге камень, а на камне том надпись…
Боян, желая вставить словечко, открыл было рот, но Илья показал ему волосатый богатырский кулачище, и тот, клацнув зубами, рот захлопнул. А Илья продолжил:
– «Налево пойдешь – в избу-читальню попадешь, – на том камне писано, – направо пойдешь – славу себе сыщешь, а прямо пойдешь – голову свою сложишь». Ну, думаю, налево мне не надо, грамоте-то я не шибко обучен. За славой мне тоже недосуг бегать, пусть она за мной бегает. И двинул я коня прямой дороженькой. На Киев. И любой богатырь бы так поступил, верно я говорю?
Алеша и Добрыня согласно закивали. И вновь опрокинули на радостях свои чарки в глотки. Вокруг раздался одобрительный гул. Впервые, доселе увлеченный беседой, Иван украдкой огляделся. В кабаке за столами дубовыми сидели по меньшей мере десятка три бравых молодцев. И все устремили свое внимание к столу его новых товарищей.
– Ну вот, – продолжал Илья, – не прошел мой конь и десятка верст, как услышал я посвист змеиный да окрик звериный. Конь мой встал как вкопанный, а я, хоть и не робкого десятку уродился, сомневаться стал: туда ли еду. Кровь от того свиста в жилах,