Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов. Валерий Введенский

в отличие от крючочников, не рылись в отбросах, надеясь на удачу, а покупали товар у солидных продавцов: лакеев, кухарок и горничных. Всё те же самые кости, лоскутки и бутылки, но кроме того, ещё и старую одежду с обувкой, которую после ремонта и перелицовки можно втридорога загнать на Толкучем рынке. То бишь – Кешка стал загибать пальцы для счета – имевшиеся четыре рубля за пару недель при удаче можно было бы превратить в десять и ещё два рубля. Почти состояние. Но рупь восемьдесят, оставшиеся у него, сумма ничтожная, Кешка это знал – с такими капиталами соваться к лакеям и кухаркам бессмысленно.

      – Эй, Гришка, ты спишь? – тихо спросила мужа Наталья, когда тот, перевернувшись на спину, перестал вдруг храпеть.

      – Что? Я? Прочь с дороги! – закричал спросонья портной Иванов, зарабатывавший себе и семье на жизнь как раз перелицовкой старой одежды для тряпичников.

      – Тихо ты, не ори, – зашептала Наталья. – Не дай Бог разбудишь…

      – Твоих живоглотов?

      – Они такие же твои, как и мои. Нет, я про Кешку…

      – А что с ним? – спросил Гришка, который вроде бы и проснулся, но, похоже, не до конца.

      – Он выманил у Фроськи четыре рубля…

      – Ну?

      – И где-то припрятал.

      – Ну?

      – Два обещал мне…

      – Хорошо…

      – Чего тут хорошего? Четыре лучше, чем два.

      – Так заставь отдать оставшиеся…

      – Заставь… То-то ты его не знаешь? Хитер не по годам. Я вот что придумала. Утром, как проснется, напомню ему, чтобы рассчитался. А сама схожу за ним и прослежу, тайник его выведаю. А потом в сыскную пойду, к этому Яблочкову, выдам ему Кешку, расскажу, что вместе с Фроськой он убил Чванова…

      – Как-то оно не по-людски. Мы вроде не чужие…

      – Может, дети наши тебе чужие? Сам прикинь. Два лишних рубля заберем с Кешки. Полтора рубля сдерем с новых жильцов.

      – С кого, с кого?

      – Фроська-то с Кешкой отправятся на каторгу, а за будущий месяц у них уплочено. Понял?

      – Теперича да.

      – А ещё сундук ихний продадим. На каторге он им ни к чему…

      Гришка, обдумав услышанное, обнял супругу:

      – Как хорошо, что я на тебе женился. Мог ведь и дуру какую в жены взять. Уж свезло, так свезло.

      Польщенная Наталья чмокнула мужа и легла досыпать, ведь в Петербурге летом светает рано.

      А сразу после рассвета в их доме началась обычная шумная суета – нищие торопились в церковь к заутрене; савотейщики, те же нищие, но собиравшие подаяние не монетой, а хлебными горбушками – в многочисленные булочные и пекарни; фабричные шли на заводы; а крючочники – на свои помойки.

      Встал и Кешка, так и не сомкнувший за ночь глаз.

      – Ты два рубля мне обещал, – напомнила Наталья.

      – Раз обещал, значит, отдам, – буркнул Кешка.

      – Ежели до полудня не принесешь, пеняй на себя, – пригрозила мальчику квартирохозяйка.

      Кешка вышел на лестницу, где размещались «удобства», опорожнил мочевой пузырь,