Жизнь Маймона в Польше от женитьбы до эмиграции, а это период расцвета его молодости, – череда разнообразных страданий, отсутствие всех средств, способствующих его развитию. С этим неизбежно связано неуместное использование сил, болезненные воспоминания о которых автобиограф старается затушить.
Все больше и больше он ощущал мрачные условия страны, особенно невежество и безнравственность польской шляхты. Страна была разделена на две партии: русскую и ее противников, конфедератов, к которым принадлежал и князь Радзивил, хозяин территории, на которой жил Маймон, и представлявший собой правильный тип ужасных политических магнатов. Один из самых беспутных людей, когда-либо живших на свете, владелец огромных владений, он угнетал своих подданных своими бессистемными партийными действиями, притягивая к себе русских и совершая над ними величайшие жестокости.
Биограф-самоучка считает невозможным описать бесчинства этого могущественного человека. «Самую грязную крестьянку, которая попадала к нему в подстилку, он вез к себе в повозке». Однажды он вызвал к себе цирюльника, но не для того, чтобы тот оперировал его своими инструментами, а для того, чтобы тот пустил себе кровь из чистого разгильдяйства, в процессе чего нанес ему тяжелейшие раны, не умея пользоваться ланцетом.
Он даже осквернил самые святые места, церковь и синагогу, первую – самым бесстыдным поведением в пьяном виде, вторую – наглым разрушением священных сосудов и так далее.
К счастью, мы слышали, что чудовище умерло без наследника в конце восьмидесятых годов прошлого века.
И все же мальчик и юноша сохранил предчувствие лучшего, поскольку все больше и больше старался питать свой сильнейший инстинкт, непобедимую жажду знаний, как бы ни не хватало для этого всех средств, и даже в этом случае ему приходилось кормить целую семью школьным обучением, исправлением Священного Писания и тому подобным.
Если на 16-м году обучения он уже был в состоянии выпустить превосходного раввина, понимавшего свой Талмуд, то теперь он требовал иностранных языков. На помощь ему пришла удачная случайность. Он заметил, что еврейского алфавита не хватало для обозначения количества листов в некоторых весьма плодовитых еврейских книгах. Во 2-м и 3-м алфавитах, кроме иврита, были и другие знаки, латинские и немецкие. Он угадывал звуки иностранных символов по ивритским, расположенным