Из старого дома выгружали старые шкафы. Тяжелые необъяснимо тяжелые, такими бывают старые вещи, полные чьих-то тайн, невыполненных обещаний, невыполненных и незабытых. Я стоял, опёршись рукой о стену. Стена шершавая и холодная. Нога немного ныла, но где-то глубоко под кожей и под штанами. Я научился за полгода оттеснять эту боль на самый край сознания, выталкивать за кромку ясности и черноты. Трость таскать с собой не хотелось. Грузчики поглядывали на меня с неодобрением, мол чё сам шкафы не носишь.
Из старого дома по кускам выносили память, пропахшую, а может пропавшую. Её пристроят на даче, в маленьком доме без теплой ванной, но с теплой кошкой, которую вывозят с базы в начале каждой весны.
– Эй, мужик, курить будешь?
Тихий, грузчик, который Алёша, протянул мне синюю пачку из местного ларька. «Слепота». Ну, ок. Давно я не курил вот так вот, чтобы у грязного подъезда дешевые сиги, чтобы рядом асфальт бугрился холмами-дырами, с деревьев то ли дождь, то ли снег, будто из другой жизни. Лет пять точно не курил, а может все десять. Пытался бросить, не без люлей отца. Потом эта херь «электронный кальян» один на компанию, никто не хотел покупать насадки, дымящее нечто с ароматом пластмассовой черники. Попытка в спорт, айкос, гладкий белый коробок, под стать новой жизни, новому городу, новому мне.
– Не, не буду, – я отмахнулся. В долгом путешествии из дыры в дыру отвык.
Тот, который Алёша, почтительно отвернулся к клумбе. Он был весь розово-пунцовый, мокрый и аккуратно злой, по-другому злиться ему было нельзя, а так вроде не очень видно, значит, заплатят, я заплачу.
– На кой ляд тебе это старьё возить?
Я пожал плечами:
– Надо.– Не моё старьё, не меня спрашивать. – Друг попросил. У него бабка болеет, в Ростов перевёз. Квартиру сдавать хочет. Шкафы бабкины, не хочет, чтоб чужие люди трогали.
– А ты тут каким местом? – оживился водитель.
– Проездом.
Грузчик в красной куртке сплюнул – перекур закончился. Алёша потащился за ним.
Я представил бесконечно длинную пустую дорогу, по которой поедут бабкины шкафы. Представил, что им будет весело, они будут скрипеть друг другу дорожные песни, как дети в старых американских фильмах. Я прыснул. Это мне, наверное, хотелось уехать. Вот уже как полгода мне хочется куда-нибудь сбежать. И я бегу. Бегу и не могу остановиться.
Это трепет, предвкушение дороги… Шкафы, наверное, думают, как это будет жить не здесь. Как это вообще быть не здесь? Не там, где ты был всегда. У Влада маленький дачный домик, не знаю даже, как они собираются это туда упихнуть. Тут я согласен с Василием, рухлядь. Выкинуть или сдать на переработку, вряд ли тут есть куда сдавать. Значит выкинуть. Я привык не прирастать к вещам. Я привык ни к чему не привыкать.
Прошлым летом я гостил у Влада. Обещали гриль, он забыл решётку в городе. Мы складывали кирпичи колодцем и жарили так. Меня всё просили: сыграй и сыграй. Гитара нашлась старая, звонкая. Скачали приложение, настроили кое-как.
Сидели