– У кого, у нас? – спрашиваю заинтересованно, хоть еще не отошла от испуга.
Сердце всё еще звенит в ушах и стучит где-то в горле. Я вышагиваю из лужи и кучи мелких осколков.
– У вас, у православных.
– Я не…
И только сейчас до меня доходит, что мы оба говорим по-русски! Причем у Сойера совершенно нет акцента! Я будто разговариваю с матерью или братом. Или с Риткой.
– Ты говоришь по-русски?! – спрашиваю, не скрывая своего изумления.
– Да, – пожимает плечами равнодушно, будто это невесть какое достижение.
А для меня это открытие. За годы жизни в Штатах я едва ли встречала более двух человек, не русских по рождению, кто говорил бы на моем языке. И их акцент был очевиден.
– Но откуда? Такое хорошее произношение, акцент совсем не заметен. Ты говоришь как… как русский!
– Спасибо. Ты преувеличиваешь, но спасибо.
– Не преувеличиваю… Так ты ответишь?
– Не раньше, чем уберу здесь. Ты же не сподобишься? – он приподнимает брови.
– Я все приберу. Но можно сначала поем? Я умираю с голоду.
– Ешь, – он вздыхает. – Но только тут. Не разводи мне на втором этаже тараканов. Считай это вторым правилом нашего совместного сосуществования. Окей?
Вздохнув, я обреченно киваю и ставлю тарелку обратно в микроволновку – лазанья наверняка уже остыла, а нет ничего хуже холодного склизкого теста.
Сойер не уходит, а все же принимается за уборку вместо меня. Я не лезу, предпочитая помалкивать. И отгоняя непрошеные воспоминания.
Торопливо жую безо всякого удовольствия, потому что присутствие пасынка меня тяготит. Проходит минут пять, я съедаю почти половину порции, когда Сойер спрашивает. Уже на родном языке:
– Ты разве не знаешь, что у отца есть… был… был друг из России?
– Стас Воропаев? – уточняю после паузы, проглотив то, что было у меня во рту.
Он кивает.
– Раньше мы дружили семьями очень близко. Я много времени проводил с его сыном Марселем. Месяцами жил у них в России. Он учился от меня английскому, я от него русскому. Странно, что ты этого не знаешь.
– Рассел не рассказывал мне об этом, – почему-то считаю я нужным оправдаться за это незнание. – Только о Стасе и их студенческих временах в Йелле.
– Твой отец же учился вместе с ними?
– Да, но он на пару курсов старше. У них только некоторые предметы совпадали. Вроде бы…
– Этого он тебе тоже не рассказывал? – Сойер ухмыляется, собирая тряпкой остатки сока.
– А это что, так важно? – вскидываюсь, не желая терпеть насмешки.
– Нет. Не важно. Скажи лучше, посуду бить – это какие-то неизвестные мне национальные особенности или твоя индивидуальная фишка?
– Я не специально, ты меня напугал! – возмущаюсь вопиющей подменой фактов.
– Вчера тоже напугал? – усмехается он.
Я не считаю нужным отвечать. Встаю, со стуком ставлю тарелку