– Папа не обидится, – заверила она дочь. – Он обрадуется, когда узнает, что мы хорошо провели время.
– Ну ладно, – дочь снова взяла братишку за руку. – Пойдем. Чур, мне шоколадное.
Глава 12. Приморск, наши дни
Вика с трепетом пошла в подъезд родительского дома. Что она скажет? Стоит ли подождать или сразу поведать правду, пусть и горькую? У матери больное сердце.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, женщина раздумывала, как себя вести, но когда отец открыл входную дверь, разрыдалась и прошептала:
– Папа, займи чем-нибудь внуков. Я должна вам кое-что рассказать.
Андрей Ильич, высокий, статный, седоватый и довольно моложавый, обнял ее и прошептал:
– Хорошо, хорошо, моя дорогая. Я посажу их у компьютера, и они нам не помешают.
Вика всхлипнула и побежала на кухню, уже не думая о том, что дети могут увидеть ее слезы.
Галина Петровна, сдавшая после известия о болезни дочери, сидела на кухне и резала салат. Увидев Вику, она расплылась в улыбке:
– Как хорошо, что ты пришла. Я слышу, с моими любимыми внуками. Сегодня у меня потрясающий борщ. Если ты поможешь, я быстро накрою на стол.
– Мама, мне не до еды, – Вика опустилась на табуретку. – Денис меня бросил. Мы разводимся.
Щеки матери побледнели:
– Ты что, шутишь?
– Мне не до шуток, – Вика придвинула к себе помидор, взяла нож и стала автоматически нарезать его на дольки. – Сегодня я застала его с Тамарой. Ну, помнишь, наш врач – эндокринолог.
– Конечно, помню, – пожилая женщина бросила нож на стол. – Вертихвостка проклятая. Она давно перед Денисом задом крутила, – она подошла к дочери и обняла. – А ты подожди с разводом. Он любит тебя и детей. Думаешь, твой отец всегда сохранял мне верность?
– Мама, я ничего не думаю, – Вика бросила дольки помидора в миску. – Он сам мне об этом сказал. И добавил, что после операции брезгует ко мне прикасаться.
– Так и сказал? – Галина Петровна снова взялась за нож, чтобы успокоить нервы. – Вот гад. Может, перебесится?
Дочь покачала головой:
– Нет, мама, не перебесится.
– Я позову отца, – мать снова бросила нож и побежала в гостиную.
Вика услышала шелестящий шепот, и вскоре отец, тоже побледневший, положил на плечи дочери свои тяжелые руки.
– Значит, это правда?
Женщина кивнула, и так долго сдерживаемые слезы хлынули из покрасневших глаз.
– Да, это правда. – Она вдруг сжала кулаки. – Скажите, какая вещь в нашей квартире когда-то была украдена? – Вика вскочила, опрокинув табуретку, и бросилась в гостиную.
стревоженные родители двинулись за ней. Дочь рыдала и била кулаками по шкафу:
– Скажите, она здесь? Где вы ее прячете?
В серванте трясся хрусталь, звенели дорогие фарфоровые сервизы, и Галина Петровна испугалась, что Вика разгромит всю антикварную посуду.
– Да прекрати ты, сумасшедшая, – прикрикнула она. – Сейчас все расколотишь. А это, между прочим, наш кусок хлеба.
– Где,