Ты чувствовал себя так, словно после затянувшегося путешествия вернулся к очагу, который полагал разорённым, однако обнаружил в нём уютно потрескивающий огонь и запас дров, и тёплую постель, и осталось только закрыть за собой дверь на засов, дабы чужие люди не проникли в пространство твоего грядущего (такого близкого и желанного) отдыха… Хотелось закрыть глаза и уснуть. Но ты пока не мог себе этого позволить. Ведь должны были прийти Мариам и Шуайнат. Тебе следовало дождаться их.
***
Минут через двадцать Мариам вернулась в сопровождении толстой старухи Шуайнат. Та молча уселась на придвинутый хозяйкой к дивану стул. Не развязывая траченого молью шерстяного платка, пересунула его с головы себе на спину. Пощупала твои ладони и лоб. Озабоченно поцокала языком и что-то пробормотала себе под нос, покачав седой головой. Затем томительно долго выслушивала хрипы в твоей груди, прикладывая к ней ухо. После чего обернулась и заговорила с Мариам. Ты понимал по-чеченски отдельные слова. Машинально выделил для себя лишь «лала» и «лиелла»13 – вероятно, из-за созвучности; сейчас просто не хотелось напрягать мозги.
Потом знахарка ушла (двигалась она медленно, с одышкой; казалось, стоит чуть напрячь слух – и различишь в тишине скрип её старых суставов). Мариам проводила Шуайнат, а когда вернулась, радостно сообщила:
– Ну, самое главное, что воспаления лёгких у тебя нет.
– Что она тебе говорила здесь, в комнате? – поинтересовался ты, облизнув пересохшие губы.
– Объясняла, как тебя надо лечить, какие травы заваривать. Я всё запомнила и займусь этим, не беспокойся.
– Я слышал, она говорила: «угнать» и «гонять»… Интересно, каким же образом эти слова касаются моей болезни?
– А, вон ты о чём, – рассмеялась Мариам, блеснув жемчужно-белыми зубками. – Это Шуайнат меня хвалила. Сказала, что правильно я делаю, заботясь о тебе. А то многие считают, будто достаточно угнать человека в неволю – и можно без передышки гонять его на разные работы, как будто он машина, которая никогда не ломается. А человека иногда надо и от болезней лечить, и кормить хорошо. Словом, в таком духе… А ты, оказывается, подозрительный, да?
Она ещё что-то щебетала, а ты смотрел на неё, отирая ладонью выступившую на лбу испарину, и ощущал быстро разливавшуюся по всему телу слабость. В голове царил полный сумбур.
Мариам, подобная звонкой счастливой песне и яркому солнечному лучику одновременно, продолжала говорить, но ты был ни к чёрту не годный: глаза заволокло мутной влагой, а в уши словно набилась