– Да немцы от нас скоро драпать будут! – звонко взлетел и потух чей-то бодрый выкрик.
«Директор сказал, что бомбили Севастополь», – подумала я с холодком ужаса. Два года назад мы с родителями ездили в Крым, в заводской санаторий. Чётко вспомнилось, как мои ноги окатывали тёплые буруны волн, а черноглазая официантка Олеся угощала варениками с творогом и вкуснющим вишнёвым компотом. Неужели наш санаторий разрушен и Олеся убита? Крепко сжав зубы, я замотала головой: «Нет! Нет! И ещё раз нет!»
Я не заметила, как произнесла это вслух, и закрыла себе рот ладонью.
– Тоня, я должен идти в военкомат, – негромко сказал папа маме, но его фразу услышали другие мужчины, и внутри толпы, набирая силу, пробежал ропот: военкомат, военкомат, военкомат.
После директора выступал парторг, а потом полная женщина из профсоюзного комитета. Вместе со всеми я жадно ловила каждое произнесённое слово и понимала, что детство осталось где-то там, за горизонтом войны, и теперь я тоже должна вести себя по-взрослому, хотя очень тянуло зареветь во всё горло.
На основании статьи 49 пункта «л» Конституции СССР Президиум Верховного Совета СССР объявляет мобилизацию…
Свежие номера газет только что расклеили. Я стояла в толпе около газетного стенда и слушала, как седой старик читает вслух Указ Президиума Верховного Совета. Он повернулся и взглянул на меня.
– Иди сюда, дочка, прочитай дальше, у тебя глазки молоденькие.
Широкой рукой, похожей на совок, старик подтолкнул меня к стенду. За спиной я чувствовала дыхание собравшихся, и от важности произносимых слов у меня то и дело срывался голос.
– …Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно.
Первым днём мобилизации считать 23 июня 1941 года.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин.
Москва, Кремль, 22 июня 1941 года
– Мой сынок – восемнадцатого! – всплеснулся отчаянием тонкий женский голос. – Он тридцать первого декабря родился, аккурат под Новый год. Нет чтобы денёк подождать.
– Двадцать три года твоему сыну, мужчина уже, – веско сказал старик, и женщина враз притихла, изредка всхлипывая. – Плакать начнём, когда восемнадцатилетних призывать станут.
– А мы добровольцами пойдём! – запальчиво перебил его веснушчатый паренёк в белой