– Вот что, Полька, беги к Сидоркиным. Они вечор баню топили, небось ещё тёплая, скажи, что ты к ним девку помыть приведёшь. А я пока бельишко спроворю.
Сесть мне не предложили, и я стояла, привалившись спиной к дверному косяку. Я не понимала, зачем пришла сюда, в чужой дом, если не хочу никого ни видеть, ни слышать. Впрочем, топтаться у двери мне пришлось совсем недолго, потому что Поля почти тут же вернулась. Баба Лиза протянула ей тугой свёрток грубого полотна:
– На-кось, да шайку из кладовой не забудь прихватить, ту, что без ручки. В другой я бельё замочила.
Под косым секущим дождём мы с Полей добежали до рубленой баньки на соседском огороде с одним крошечным окошком посреди закопчённых стен. Холодный предбанник резко контрастировал с нежным теплом парной с запахом берёзовых веников. Полина споро налила мне воду в шайку и распутала косу, больно дёргая за спутанные колтуны волос.
– Вода у нас хорошая, мягкая, не хуже талой. Лей – не жалей. У нас в деревне говорят, что хорошая банька от любой хвори излечит.
Пока я мылась, Поля дважды окатилась студёной водой из тяжёлой деревянной бадьи, щедро разбрызгивая по полу ледяные капли. Я тоже зачерпнула холодной воды в огромный медный ковш и махом вылила себе на спину, чувствуя, как кожу ожгло морозным жаром.
– Правильно делаешь, по-нашему, – одобрила Поля, – я после пара завсегда в снежку катаюсь. Эх, и хорошо! А потом сразу чаю горячего, да с малиной!
Она подала мне широкое холщовое полотенце с вышивкой петухами:
– Вытирайся, надевай чистую одёжку, да пошли к бабе Лизе. Она там уже обед спроворила. Небось голодная?
Хотя я давно не ела, мысль о еде вызвала у меня отвращение. Я откинула назад мокрые волосы и решительно отказалась:
– Поля, спасибо тебе за всё. Есть не стану, да и вообще, пойду на вокзал. Буду добираться обратно в Москву.
– Ты это брось! – Поля крепко схватила меня за руку. – Есть надо и пить надо. Если заморишь себя голодом, горе меньше не станет. А в Москву всё равно не попадёшь. Я недавно разговаривала с одним военным, он сказал, что в Москву попасть можно только по пропускам. – Её голос стал твёрдым. – Там бои идут на подступах к городу.
– Я знаю, там мой папа в ополчении, – прошептала я, еле сдерживая слёзы, готовые вот-вот хлынуть заново.
– Полька, где вы там?! Быстро за стол! Долго вас ждать? – донёсся с улицы резкий оклик, и Поля заторопилась:
– Пошли, пошли скорее, а то баба Лиза заругает. Но ты её не бойся, на самом деле она добрая.
Дома на столе нас ждал чугунок с кашей, распространявший по дому запах распаренной пшёнки из русской печки.
– Тарелки сами вымоете, – буркнула баба Лиза и села напротив меня на скрипучий стул с гнутой спинкой.
Чтобы не видеть плёнку бельма на зрачке, я опустила голову и посмотрела на свои коленки, обтянутые суконной юбкой Полины. Ноги, обутые в лапти, упирались в домотканый коврик в зелёную и красную полоску. И вся я после бани чувствовала себя другой, чужой и непривычно