Я сунул руку за спину и протянул Джону пистолет.
– Я постараюсь отбросить их назад. Как только появится возможность, беги.
– Думаешь, я тебя кину здесь?
– Рация не работает, а нам нужна помощь, Джон. Для фабричных работников они слишком хорошо двигаются. Нас просто перебьют, если хотя бы один не доберется до машины и не вызовет подкрепление. Ты меня понял?
Он неохотно кивнул и сильно сжал пистолет в руках. Я вытащил у него из кармана дубинку и двинулся вперед. В рукопашном бою фабриканты оказались несильны. Они двигались резко во время огневой атаки, но были медлительны при прямом противостоянии. Я ухватил у одного из них пистолет, кинул назад Смиту, а себе забрал тот, что попал мне в руки следом.
Сколько бы я ни стрелял, фабриканты продолжали наступать. Они будто не чувствуют боли, даже малейшего покалывания. Их стало больше. Я перестал считать, скольких оставил позади, и смотрел лишь на тех, кто впереди. У меня не было времени перезарядить обойму, и я бил прикладом, забывая на какое-то время, что у меня в руках пистолет. Если они многоликие, то число их душ превышает десять. Невозможно двигаться с таким количеством зарядов в теле. Джон мельтешил где-то рядом, как и я, пользуясь пистолетом как палкой для битья.
– Что там у остальных?!
Джон лишь покачал головой и попытался в который раз добиться ответа по рации.
– Похоже, выйти на лестницу не получится! Их слишком много! Возвращайся в кабину! Я закрою дверь с этой стороны!
Вместо возражений и криков он выстрелил мне в спину, чем вызвал, пожалуй, первую реакцию у фабрикантов. Они застопорились, будто все разом перехотели драться.
– Я не кину тебя здесь!
– Подумай об остальных! Они не выпустят нас вдвоем!
Он глянул на «толпище костюмов», сгущающихся вокруг нас серым облаком, и нехотя перевел взгляд на кабину.
– Если умрешь, я тебя убью.
– Я уже мертв, Джон.
Смит ушел; сдвинул двери лифта, и кабина лениво потащилась обратно наверх. Я сломал кнопку вызова, чтобы ему не могли помешать, и вернулся к фабрикантам. Они напирали со всех сторон. Царапали мне лицо, пытались повалить на пол и там уже забить до смерти.
Один из них, уже будучи совсем близко, вдруг остановился. До этого его взгляд не отражал ничего, даже заинтересованности в моей смерти. Но сейчас в нем появилось отчаяние и слезы. Он истошно закричал, схватился за голову и стал трясти ей из стороны в сторону.
– Вон! Вон! Вон из моей головы!
Не знаю, с кем он разговаривал, или кто разговаривал с ним, но в какой-то момент, его руки, сжимающие пистолет, сошлись у горла. Он не ослаблял хват ни на секунду, и как бы не было тяжело, держался до тех пор, пока ноги сами не подкосились, и он не оказался, лежащим на земле. Его «напарники», пораженные толи моим бездействием, толи действием своего товарища, застопорились. Взгляд их изменился. Он, будто наполнился жизнью, которой прежде, в нем не было.
– Кажется, ты загнан в угол, Эли. Что теперь будешь