Он скользил взглядом по всем посетителям, но Алисия была хорошо укрыта от его глаз. Когда началась драка, ей поначалу казалось, что таинственный человек быстро справится со всеми, так как в его действиях сквозила уверенность, и не было ни тени страха. Но он оказался не магом и не великим воином, и, пожалуй, это ещё больше заинтересовало её. Он сказал, что полубог, но разве в таком случае он не должен обладать хоть какими-то способностями к магии?
Жила она достаточно скрытно, и приводить в свою спрятанную в лесу лачугу незнакомца было для неё беспрецедентным случаем. Да и вообще влезать в чужие дела было не характерно для неё. Но девушка обладала одной замечательной особенностью: она всегда поступала так, как велело ей сердце, никогда не ища себе оправданий и никогда ни о чём не жалея. Надо заметить, что, хоть она и не совершала прежде каких-либо значимых благих поступков вроде спасения чьей-то жизни, душа у девушки была добрая и зла она за всю свою жизнь, в отличии от Лайгона, никому не причиняла.
Что же всё-таки привлекло её к столь непохожему на неё мужчине, она не могла определить, но очень надеялась, что он вскоре оттает и расскажет о себе хоть что-то.
***
Утром мужчина ещё спал, когда Алисия отправилась в город купить провизии и на обратном пути собрать в лесу необходимые травы. Вернувшись, она обнаружила мужчину всё так же спящим, и пошла во двор заниматься своими делами.
Зайдя в комнату в очередной раз, она направилась к стоящему посреди комнаты подгнившему столу, и увидела, что Лайгон сидит и смотрит на неё. Весь вид его был угрожающе мрачен, тонкие черты лица заострились ещё сильней и на скулах недобро играли желваки. В руках была рубашка, а в глазах – злоба. Он был весьма рассержен, когда проснулся и обнаружил, что вопреки его воле, его пытались тайно излечить. Больше всего при этом выводило его из себя то, что боль действительно уменьшилась, и девушка явно знала это, а потому ничуть не чувствовала себя виноватой перед ним за то, что опоила снотворным. Благодарить мужчина не намеревался: его гнев был праведным, но пока он мог только высказать словами своё негодование, так как в теле ощущалась слабость, и угрожать или предпринимать попытки уйти отсюда было бы глупо.
– Ты обманула меня! – прошипел Лайгон. – Больше всего на свете я не люблю, когда мне лгут!
– Вообще-то я и не лгала, – справедливо возмутилась девушка, и Лайгон вдруг беззлобно, а как-то устало сказал, разом превращаясь из разгневанного мужчины в потрёпанного человека, которого просто оскорбило, что с его мнением