Под предлогом подравнять новоприобретенную челку, я заманила папу в бутик при моей французской парикмахерской, которую искренне полюбила за призрак парижского шарма. Как и любой другой призрак, своими глазами я его не видела, но была наслышана.
В бутике я узрела сарафан из черного вельвета в тонкий рубчик, по которому были разбросаны крупные малиновые розы. Это было так шикарно, что я готова была умереть на месте, лишь бы мне купили этот наряд!
Очевидно, папа заметил это по моему лицу и решил не связываться. Пробурчав, что для советского человека это неприлично дорого, он купил сарафанчик и оторвал этикетку, чтобы мама не увидела ценник.
Я была счастлива.
Папа спросил, подбросить ли меня теперь домой или я хочу прокатиться с ним по его делам? Только в этом случае мне придётся подождать в машине, пока он встретится с кем-то в городе.
Конечно, я выбрала прокатиться.
Мы проехали мейдан-е-Фирдоуси (площадь Фирдоуси в центре Тегерана) и поехали на юг.
Где в Тегеране юг, знали даже дети и безо всякого компаса. Где возвышаются заснеженные вершины, там север, а в противоположной стороне, где гор нет, юг.
Иностранцы ездили к югу от центра Тегерана только засветло. Южные кварталы города считались средоточием городской бедноты и криминальных элементов, но мне нравилось там бывать. Узкие кривые улочки, пропитанные запахом специй, старинные дома, налепленные друг на друга, мечети и хамамы (городские бани). Я будто попадала в азербайджанские сказки, которые очень любила. Вот-вот из-за древней каменной стены караван-сарая выбежит прекрасная пери с щечками как персик, губками, как гранат и очами чернее ночи. А за нею прекрасный пехлеван (богатырь) на вороном коне с уздечкой из чистого золота. Нагонит красавицу, завернет в персидский ковер, перекинет через седло и увезет в свой золоченый падишахский дворец, где бьют фонтаны и благоухает райский сад.
По мере нашего продвижения на юг города, улицы все сужались, дома подступали все ближе к обочинам и вид у них был все более обшарпанный.
Папа сказал, что здесь недалеко легендарный квартал Чалэ-мейдан с гахве-ханэ (кофейня – от «гахве» – кофе, «ханэ» – дом – перс.), описанная писателем Мортезой Каземи в его знаменитом романе «Страшный Тегеран» (см. сноску-1 внизу).
– А почему Тегеран страшный? – удивилась я.
Мне город всегда казался приветливым, даже в самых неприглядных его кварталах, потому что горожане везде вели себя доброжелательно.
– Это метафора, – пояснил папа. – Каземи имел в виду не то, что сам город некрасивый, а что бывают страшные времена и страшные люди. Он их описал, поэтому так и назвал роман. А знаешь, что такое «чалэ»? Это по фарси «яма». Яму в Чалэ-мейдане выкопали по приказу древнего персидского шаха Тахмасба, оттуда брали землю для строительства крепостных стен вокруг Тегерана. Сейчас их уже нет (см. сноску-2 внизу).
– А сейчас работает та гахве-ханэ в яме?
– На юге много старых гахве-ханэ, – улыбнулся папа. –