Мухиддин заметил проход, ведущий прочь из лабиринта, и добавил собственный лающий смешок к какофонии окружающих звуков, после чего поспешил за провожатыми в сторону старой гавани, где остановился возле древнего каменного парапета, который неровной линией тянулся вдоль кромки океана.
Освещенная фонарем, на волнах качалась средних размеров лодка – жалкий тяжеловес с выпирающими в самых странных местах деталями обшивки – с оптимистичным названием «Умм Кульсум»[2]. Мухиддин подумал, что следовало сжечь это чудовище еще век назад в качестве акта милосердия. Капитан, или, как их именовали в здешних местах, находха, стоял на палубе, будто являлся частью судна.
– Masalkheri, – пожелал доброго вечера Мухиддин хриплым от редкого использования голосом.
Находха, настоящий гигант, отделился от лодки, спрыгнул в воду, которая доходила ему до бедра, направился к берегу и спросил:
– Nani mwenzangu? Кто составит мне сегодня компанию?
– Мухиддин Камис Млинготи ва Баадави.
– Du! Ну и имечко! Что тебе нужно?
– Предаться размышлениям о поэзии вместе с тобой. Ты-то сам как думаешь? Уплыть.
– Что, проблемы? И куда надо?
«На Пате», – подумал Мухиддин, едва осмеливаясь даже про себя произнести это слово, вызывающее к жизни призраков прошлого, которые поползли по всему телу, подобно паукам из давно забытых гробниц.
– На Пате, – наконец ответил он и вздрогнул: набежавшая волна из политого каплями света темного океана окропила брызгами застарелую тишину.
– Только глупцы и преступники пересекают море в этот сезон, – недовольно проворчал капитан.
– Считай меня глупцом, – в тон ему огрызнулся Мухиддин.
– Вот уж точно, – фыркнул лодочник. – Сколько заплатишь?
– Сколько скажешь.
– Паспорт есть?
– А тебе он нужен? – парировал Мухиддин.
– Нет.
– Вот и мне нет.
– Что везешь?
– Всякое барахло.
– Мне не нужны неприятности.
– Я их не доставлю.
– Выходим с рассветом, – буркнул капитан и повернулся, чтобы направиться обратно к лодке, которая покачивалась на волнах.
– Подожди меня, – окликнул его Мухиддин. – Я хочу взойти на борт