– Если и были, то землю не трогали.
– А можно, не раскапывая, определить, есть покойник или нет?
– Ты меня спрашиваешь?
Мы помолчали и минут через пять вновь заняли боевой пост на поляне. Я легла, а Сонька сидела, поджав ноги и навострив уши, чем очень напоминала дворовую собаку. Я сказала ей об этом, она отмахнулась, и мне стало ясно: своим занятием подружка увлечена чрезвычайно и никакие силы не заставят ее покинуть пост. Оставалось только ждать, когда ей самой все это надоест. Я вздохнула и стала листать журнал. Прошло часа два, мы уже поесть успели, журнал был прочитан, а Сонька стала проявлять явные признаки нетерпения.
– Может, пойдем? – предложила я. – Еще успеем на последний автобус.
Сонька только головой покачала.
– Слушай, земля холодная, – напомнила я, – для моего здоровья вредно так много времени…
Я не успела договорить, послышался шум подъезжающей машины. Мы замерли, уставившись на развилку дороги. В поле зрения возникли красные «Жигули», свернувшие затем в сторону Зайцева.
– Пост объезжают, – пояснила Сонька расстроенно и опять насторожилась. – Слышишь?
– Не-а.
– Да слушай ты.
Я старалась изо всех сил. Точно. Машина. Вскоре мы ее увидели. «Восьмерка» цвета «мокрый асфальт» появилась на дороге и притормозила. Минуту ничего не происходило. Потом машина плавно двинулась к кладбищу и встала как раз возле куста бузины. Сонька сопела, как паровоз.
– Номер запиши, – шепнула она торопливо. Я записала. Любопытство разбирало и меня, я выхватила у Соньки бинокль и уставилась на машину. Стекла тонированы, и определить, что происходит внутри, было невозможно. Дверь машины открылась, и появился мужчина: коренастый, стриженый, на вид лет двадцати семи. Я узнала его сразу, именно он в памятную ночь выступал в роли одного из могильщиков. Он перелез через ограду, присел и так же, как мы, стал рассматривать землю. Сидел на корточках минут пять, не меньше, как видно, о чем-то размышляя, полагаю, о неприятном, потому что хмурился все более озабоченно. Сонька тянула руки к биноклю, и я отдала его ей, все, что хотела, я уже увидела.
– Что я тебе говорила, – бормотала Сонька, – не одни мы газеты читаем.
Между тем мужчина поднялся, сел в машину и уехал.
– Дела… – заметила я. – Однако раскапывать могилу он не стал.
– Подожди, еще не вечер. Дурак он, что ли, днем копать?
– Что ж, думаю, мы можем домой идти.
– Еще бы покараулить.
– Вот и карауль, а мне до смерти надоело. – Я направилась в сторону деревни, Сонька догнала меня и принялась ныть:
– Говоришь, ночью копать будет?
– Ничего этого я не говорила. И вообще, ночью я близко к кладбищу не подойду, у меня на него аллергия.
– Ладно, не злись, – миролюбиво заметила Сонька, чем очень меня насторожила.
Деревня выглядела густонаселенной: слышались детские голоса, музыка, звон ведер у колодца – одним словом, вечер пятницы. Мы прошлись по деревне, «восьмерки» цвета «мокрый асфальт» не наблюдалось.
– Значит,