– Сунь голову под подушку, – посоветовала я. Сонька сунула и при каждом раскате грома тихо скулила. Кого хочешь разжалобит. Я стала ее утешать и по плечу поглаживать. Тут она голову подняла и вдруг стала бледнеть.
– Ты чего? – испугалась я.
– Слышишь?
– Что, гром?
– Нет. В чулане кто-то ходит.
– Да кто там ходит?
– Он…
– Дурища, как он ходить-то может? Мы его у амбара зарыли.
Сонька жутко побледнела и начала креститься, конечно, и на меня страха нагнала.
– Слушай, ненормальная, хочешь, я пойду в чулан, посмотрю? – разозлилась я.
– Не надо, – теперь она еще и заикалась. – Я одна боюсь.
Тут я решила, что в чулане мне делать совершенно нечего, и вроде бы тоже начала бледнеть.
– Бежим к Максимычу, – простонала Сонька.
– Вымокнем до нитки, – усомнилась я, – и гроза.
– Добежим.
Мы накинули на голову старый дождевик и бросились к реке. На другом берегу в серых потоках воды появилась фигура в жутком балахоне. Сонька начала оседать, заваливаясь вправо, но тут Максимыч замахал руками и крикнул:
– Давайте бегом!
Мы перебрались к нему и заспешили в дом.
– А я уж к вам собрался, – сказал он, снимая плащ-палатку. – Гроза-то, а? Беспокоился, как вы там. Софья Павловна грозу уважает.
– Уважаю, – кивнула Сонька. – Согреться бы.
– Самовар горячий.
– А печка? – спросила я.
– С утра топил.
Мы выпили чаю, и я забралась на печь греться. Было тепло и уютно. От покойника мы избавились, дождь все следы смыл, можно забыть эту историю и жить, как раньше. Через час гроза кончилась, я выглянула из-за занавески: Сонька с Максимычем мирно играли в «дурака».
– Девки, подъем! – Я потянулась и открыла глаза. Сонька рядом зашевелилась.
– Который час? – спросила я Максимыча.
– Девять. Засиделись мы вчера с Софьей.
– Кто выиграл?
– Я. Глянь, Маргарита, чего в деревне делается.
– Чего ж в ней такого особенного? – насторожилась я.
– А ты выйди на улицу-то, выйди.
Я вышла на крыльцо и ахнула: деревня вдруг ожила, у каждого дома красовались машины, а у неизвестного музыканта целых три. Мне стало нехорошо при мысли о том, как близко мы были от беды.
– Дачники приехали. В три дома на все лето. Пенсионеры, – довольно заметил Максимыч.
– Теперь тебе что не жить, – кивнула я, – не заскучаешь.
Тут на крыльце возникла Сонька.
– Максимыч, у тебя картошки на посадку не будет?
– Найдем.
– Что это за любовь к сельскому хозяйству? – удивилась я, когда мы шли к дому.
– Ну, не знаю. Дачники должны картошку сажать. Не можем мы здесь жить, ничего не делая.
– А