– Аня! Рая! Нужно вызвать психушку! Тамара Васильевна сошла с ума!
– Господи, что такое?
– Сами посмотрите! Она готовит там, на кухне, свои полотенца!
Все знают, что молчание – единственное золото, не признаваемое женщинами, и поэтому с утра на коммунальной кухне кипит не только бельё – там кипят настоящие страсти, которым поддаёт накала дядя Коля в синих трениках с вытянутыми пузырями коленями, пытающийся сварить себе сложное блюдо на всю неделю, которое он гордо называет «щи суточные». Солируют Тамара, Зойка и дядя Коля.
– Зоя, ну сколько можно тереть? Может быть, ты хочешь, чтобы на твоей надгробной плите написали: «Её плита была идеально чистой»?
– Дядь Коль, ну потерпи ещё немного.
– Уже терпух опух! Жрать хочу! Освобождай конфорку, кому сказал?
– Раньше надо было встать, чтоб сварить свою бурду! Ты чего бока отлёживал до двенадцати?
– Кто рано встаёт, тому целый день хочется спать. А у меня на нервной почве радикулёт, спину так заклинило, мама не горюй. Профессиональная болезнь шофёров!
– Когда это было! Вот не зря тебя жена за пьянку выгнала.
– Тамара, скажи-ка лучше, почём в продуктовом селёдку брала?
– Да что ты её спрашиваешь? Она ж на перекличке в дурдоме первой отзывается!
– Это по тебе жёлтый дом плачет!
– Ой-ой-ой, от осинки не родятся апельсинки. Все знают, что мамашу свою полоумную ты в дурку сдала.
– Ах ты штучка с ручкой! Дрянь такая! А ты продукты из ресторана воруешь постоянно!
На кухню неожиданно заходит статный Гальперин в форменном кителе, только что начищенных сапогах и командным голосом рявкает:
– А ну-ка тихо, женщины! А то счас всех научу в одиночку строем ходить! Покурить уже спокойно нельзя.
Он усаживается на табурет у своего столика, закуривает и, улыбаясь, говорит:
– Вот что, соседи дорогие! Сегодня вечером прошу к нам: Татьяне Петровне моей сорок пять. Отметим чутка.
– Бабе сорок пять – ягодка опять! С именинницей вас, Андрей Степаныч! – прогибается дядя Коля.
Вечером у Гальпериных собираются соседи. Праздник назревает, как нарыв. На кухне спешно заправляют бесконечный оливье в среднего размера тазике. Наспех кормят детей, чтоб потом не мешали. В комнате на две табуретки у стола положили длинную доску и застелили покрывалом. В ванне охлаждаются бутылки. Больше всех суетится, размахивая руками, Никаноров, нарядившийся по этому случаю в помятую, но чистую тёмно-синюю сорочку, в которой свободно болтается его длинная тощая жилистая шея.
– У всех нóлито?