Покрытые порезами пальцы под её любимой тарелкой возникали перед глазами всякий раз, когда в поле зрения попадалось что-то прохладное или колюще-режущее.
Широкие же плечи, обтянутые чёрной курткой, вспоминались при виде шкафов и холодильников. Душу терзало странное желание обзавестись чёлкой, чтобы так же изящно отбрасывать её назад. Слишком слишком! много места стал занимать Елисеенко в ряду её нестройных стремительных мыслей.
Не сказать, чтобы этому не способствовали куриные сплетни, наполнявшие их гадюшник.
Отчего же гадюшник, хотя. Ей нравилась её общага.
Если бы только не студенты, населяющие её.
Срочно требовался исправный фильтр: отбросить ненужные приятные размышления о стороже курицы и оставить в голове отвратительно нужные о хвалебном Диме.
Сбежать из мыслей, как сбежала тогда из кухни.
Сила поверхностного натяжения нейронов конкурировала с каплей воды на гладкой поверхности. Нервы натужно звенели от каждого звука.
Вера исправно улыбалась шуткам одногруппников губами старательной Верности Другим. Послушно ходила по излюбленным маршрутам к универу и из него. Медленно ворошила кедами груды оранжево-бурых листьев на тротуарах и подолгу глядела сквозь шелестящие на ветру золотые кроны, сощуривая один глаз и впуская в другой тихое октябрьское солнце. Останавливалась напротив окон исторических зданий, рассматривая расплывчатые контуры своего отражения в мутном стекле. Грела руки о пластиковые стаканчики с чаем, разбавляя холодный воздух аудиторий завитками пара. Старательно заполняла клетки конспектов чужими мыслями, что были признаны наиболее подходящими для картины мира студенчества. Смиренно мёрзла в актовом зале, дожидаясь своей очереди в потоке репетиций к грядущей ночи всех святых.
Однако Верность Себе прорывалась.
И порой в самые неподходящие моменты.
…Именно Верность Себе только что высунулась из-за спины Верности Другим и справедливо поставила границу нагло нахамила настырной дуре милой преподавательнице по фонетике.
Возмездие грянуло мигом: до конца пары ещё целый час! ей запретили пользоваться чем-то, кроме конспекта и ручки, и девушка злобно затолкала в рюкзак распечатки с законами, «Превращение» Кафки, наушники и телефон. Через двадцать минут, впрочем, записывать классификацию фонематических тонов стало даже увлекательно.
Через сорок минут вести конспект начала даже Верность Себе.
Звонок прозвенел неожиданно, казалось, лишь для неё одной: одногруппники вскочили с первыми его трелями и, на миг сгрудившись в дверях, понеслись в столовую – пить кофе за здравие форточек между парами.
Быстро стащив с лица невидимую паутину, Уланова рассеянно поднялась. Присоединиться к группе значило добровольно отдать на растерзание все сенсорные каналы.
Сегодня слишком лень мимикрировать под их единомышленницу.
Вывалившись из кабинета, она выудила из рюкзака самсунговую раскладушку и замерла.
Сердце