Делая внутренние выводы, я только качала головой. Но говяжьи медальоны показались мне более достойными внимания, чем следующая тема.
В центре стола возвышался «мой» утренний букет. Девственно-белые лилии в окружении лавандового вереска. Автор, как и прежде, оставался анонимным. Мама ликовала в романтических предположениях, пугая уже не меня одну.
– Пообщался я с этим твоим предполагаемым кандидатом – Гошенькой. Пустышка. Вот вчера я познакомился с сыном Кочерова, с Денисом… – Глаза отца загорелись, и еще недавно воинственно настроенная дама игриво кинула наживку:
– Он, кстати, подал в аспирантуру…
Родительские планы по устроению моей «счастливой жизни» ввергали в уныние. Тем более, обсуждать при мне резюме каждого из «конкурсантов» было отвратительным. Однако они считали по-другому, и мониторинг продолжался.
– У нас, что, эпоха патриархов? – Я бросила салфетку на стол и весь вечер не выходила из комнаты. А ночью надо мной опять сияли софиты хейтера Гордона.
– Твой букет! – Мама внесла весьма экстравагантное сооружение. Белые и небесные ирисы в обрамлении скромных маргариток чудесного сиреневого оттенка и веточек дельфиниума, перевитые плющом. На фоне пастельной дымки выделялись пять ирисов насыщенного ультрамарина. Страшная головная боль отступила, когда я потянулась к нежным лепесткам. Но мамин комментарий заставил отдернуть руку:
– У тебя появился тайный покровитель? – Это было слишком. Цветы приятно удивляли. Если бы не причастность протеже, я бы наслаждалась флористическими произведениями и их тонким ароматом. Но матримониальные планы родителей обрекали букеты на мою бесстрастность. Мама уточнила. – За два месяца ни одного нескромного намека. Если я правильно понимаю, то это рыцарь. Он заявляет о сильных чувствах, преданности, бесстрашии и жертвенности.
В дверях встал отец, заметил букет на кровати и нахмурился:
– Кто?
– Инкогнито, – мама удалилась с самым кокетливым выражением лица. Глеб Борисович подмигнул и предположил с притворной проницательностью:
– Хм! Синяя Борода. Совсем завял, бедняга. Тома? А это не Терентьев? У него такой же галстук был вчера. В таких же сопливых голубых разводах.
Пока я давилась смехом, соблазнительной комплекции шатенка в деловом костюме уже спускалась по лестнице:
– При чем здесь галстук и дважды разведенный Терентьев? Ты о главном не забыл? – Маму раздражала наша солидарность.
Отец пожал плечами и обратился ко мне:
– На ужин не опаздывай, – взглянул на букет, застывший голубой виньеткой и, прищурившись, окликнул маму. – А не этот ли сорванец завалил нашу принцессу?
Я посмотрела на невероятный по красоте букет и… столкнула его на пол.
Глава 8. «Избранник»
Топтаться на пороге смысла больше не было. Я призвала на помощь все самообладание и, убедившись, что не перепутаю последовательность слов в приветствии,