– Ноты! – под ухом произнесла незаметно подкравшаяся Лама.
Медленным шагом вышла женщина в оранжевом купальнике и произнесла:
– Вольфганг Амадей Моцарт…й век до Потопа. (Не помню, какой век). «Маленькая ночная серенада».
Человек взмахнул палочкой, и…
В общем, это была музыка.
МУЗЫКА!
После Моцарта был Дворжак. За ним последовал Стравинский. Меня, также как в храме, удивляло то, что многие будто не замечали Музыки, не обращали на нее внимание. Большинство присутствующих о чём-то говорили вполголоса, смеялись, что-то ели и пили, отвлекаясь только когда надо было похлопать.
На адажио Чайковского Лама стала, словно невзначай, гладить мою ногу своей ногой. Я почему-то посмотрел на дядю и Вини, сидевшие на несколько рядов спереди и внимательно слушающих музыку. Просто такой ситуации никогда раньше не было. Но они ведь не расстроятся? Зачем им расстраиваться? Я ведь почти взрослый мальчик. Я хочу потрогать эту женщину. И я это сделаю. Я провел рукой по бедру Ламы. Она взяла мою руку, и положила ее себе на грудь. Люди, сидевшие сбоку, Реконструкторы, стали замечать это, улыбаться нам, и пересаживаться так, чтобы заслонить нас от случайных взоров незнакомых зрителей, которых, в принципе, в нашей части почти и не было. Я не переставал слушать и наполняться Музыкой, и при этом не переставал гладить Ламу. Это все слилось в одно. Лама и Музыка. Еще не остывший воздух был густой, сладкий, и липкий, словно в него добавили меда. Реконструкторы расселись так, что нас почти не было видно другим, и отвернулись, чтобы не мешать нам.
Лама обхватила мою шею и несколько раз нежно прикоснулась своими губами к моим, а когда я пытался поцеловать ее, быстро отводила голову назад. Затем резко впилась в меня, губой приоткрыв мне рот. Наши языки сплелись, как ужи в брачный период. Лама закинула ногу, и села мне на колени. Наши животы глубоко дышали, разделенные уже только моим экзомисом. Не переставая слушать музыку, мы целовались, терзая руками друг другу спины. Лама откинула голову. Я стал жадно целовать ей шею, затем плечи и грудь. Да, грудь! Меня уже абсолютно не интересовало, видят нас дядя, Вини, или остальные зрители. Была только Музыка и Лама, которая стала мягко совершать тазом движения. Вперед-назад, вперед-назад. Затем по кругу. Какая она! Лама соскочила вниз, и совершила головой подныривающее движение. В следующую секунду я вижу ее чуть подрагивающую белую спину,