И снова – всплески хлопков, крики, грохот опрокинутых стульев.
– Давай выбираться. Что-то я уже задыхаюсь, – сдавленным голосом прошептал Тео.
Отряхиваясь от пыли, он выглядел странно смущенным, словно только что они подслушали постыдный секрет отца, который бросал тень на победительный образ мессера.
– Что это было? Теперь он что, собрался воевать против жителей Ганзы с неправильным цветом кожи и нечистым выговором?
– Нет, что ты! Вряд ли он имел в виду именно это.
– А что же, Тео, если на это? Ты зря пытаешься выгородить его – у меня нет и не было никаких иллюзий на его счет.
– Никого я не выгораживаю! Все это – пустые разговоры. Я же говорил: соберутся генералы, покричат, выпустят пар и разойдутся. Все как обычно.
– Что-то мессер не показался мне человеком, который бросает слова на ветер, – задумчиво ответил Лука.
Но Тео явно стремился поскорее свернуть разговор с опасной колеи.
– Пойдем. Уже, наверное, страшно поздно. Хотя… раз уж мы оказались в этой части дворца… Ты не против еще немного задержаться?
Лука только усмехнулся.
– Да я готов хоть дрова колоть, лишь бы за зубрежку идиотского трактата не садиться.
Тео с заговорщическим видом провел его в одну из дальних комнат в восточной части резиденции. Шторы из плотной синей ткани были приспущены. Свет хрустальных люстр мягко отражался в навощенном паркете. Вероятно, когда-то это была комната для музицирования, но теперь здесь царило печальное запустение. Из прежней обстановки сохранилась только банкетка и фортепиано. На его полированной крышке из красного дерева лежала забытая кем-то стопка пожелтевших нот.
– Вольф рассказывал, что мама очень любила бывать здесь. Когда она ушла, отец велел убрать все, что напоминало о ней. Он порывался разрубить фортепиано в мелкую щепу. Но Вольфу удалось усмирить его. Инструмент старый, с уникальным звучанием. Но главное, конечно, не это. В детстве, когда мне было особенно грустно, я прибегал сюда и представлял, что мама вот-вот войдет. Сядет за фортепиано, наиграет что-то, рассмеется… Глупости, конечно… Но когда ты ребенок, важно верить во что-то, пусть даже этому никогда не суждено сбыться.
– А ты сам умеешь играть?
– Так, самую малость. Вольф в свое время настоял, чтобы я занимался музыкой, – ответил Тео, в задумчивости нажимая то одну клавишу, то другую. Разрозненные звуки мягко тонули в полумраке, притаившемся в углах музыкального зала.
– А сыграй что-нибудь?
Тео нерешительно коснулся клавиш, точно подбирая шифр к тайному замку.
Инструмент встрепенулся. Лука, не отрывая взгляда, следил, как от прикосновения чутких пальцев