Запах анисовых яблок. Ахат Мушинский

после того, как занёс ему отредактированные рассказы, пригласил он её к себе в кабинет, защёлкнул за её спиной дверной замок и – напропалую, в ближний бой… Еле убежала она. Узнав такое, я зашёл разобраться – щерится: с чего взял? не было ничего подобного… поэтесса… воображение богатое… и «давай из-за бабы не будем портить наших добрых отношений». Много чего я нёс сказать – расплескал по пути. Да и ведь – конденсатор общественного сознания! – как он сам себя называет. Поднатаскался в словесных манипуляциях, как клубок не поймаешь за ниточку, так его на слове, перевернёт всё, передёрнет, сам в дураках и останешься. И в тот раз мои тщательно подобранные обличительные слова, после которых он должен был поднять руки, невероятным образом ушли в песок. Осмеянный и деликатно униженный, только и смог сказать: двуликий ты. А он: кто у нас одноликий-то, покажи, ты, что ли?

      Постепенно отношения наши с Пузом сошли на «привет» и «до свидания». Служебные дела он приноровился решать через моих замов и завов, которых то дешёвыми подачками, то щедрыми посулами одного за другим переманил на свою сторону. Казалось, верные ребята были. Верные не мне – идее, что, впрочем, думаю, одно и то же. Новенькая, самая неподкованная и неподготовленная, плохо ориентирующаяся в служебно-чиновнических играх литераторов, оказалась на удивление самой стойкой. Она одна практически не поддалась всепожирающей Хеопсовой рже. С какого только бока он не подкатывался к ней – и на шашлыки пригласит, и якобы просто отдохнуть где-нибудь прилично и укромно после трудового дня… Персональный автомобиль для этих целей у него постоянно на ходу, бухгалтер с наличкой, зам по хозчасти с выпивкой и закуской… Нет, ни в какую. Не взять её было, чем можно было взять любую другую. Не от мира сего создание, что поделать!

      Но тут возник квартирный вопрос. Невмоготу ей стало с некогда любимой тёткой – благочестивой и правильной женщиной, прожившей всю жизнь одна, без мужа, без детей, по своему жёсткому доморощенному уставу. Сестра матери, в детстве осыпавшая любимую племянницу поцелуями и подарками и в любой, казалось, тупиковой ситуации находившая выход, такой, что вся семья готова была носить её на руках, оказавшись с любимицей на общей и крохотной жилплощади и столкнувшись с недетскими и во многом иными, нежели у неё, взглядами на жизнь, вдруг превратилась в свою противоположность – маленькую и сварливую старушенцию, из ничего создающую проблемы, и уж какое соломоново решение можно было теперь от неё ожидать? Лишь одно… Однажды вечером она сказала своей любимой племяннице: пост у тебя высокий и ответственный… тебе обязательно должны дать отдельную квартиру… проси, настаивай…

      – Намёк недвусмысленный, – прокомментировал я слова старой квартиросъёмщицы.

      – Это не намёк, это открыто и категорично…

      Я впервые видел её растерянной. Она держала в руках заявление с просьбой о выделении жилья. Понимала: шансов никаких. Времена давно не те, когда… Да что объяснять!