– Знаешь, что сказал Тандзан своим ученикам? – тогда он увлекался дзен-буддизмом и все время твердил мне о нем.
– Понятия не имею. Ты лучше скажи, чем он зарабатывал на жизнь, – я не особенно разделял его религиозные увлечения, ведь вырос в рабочей среде, в которой поп был персонажем довольно оскорбительных анекдотов, а религиозные обряды соблюдались скорее по привычке.
– Как и все монахи, просил подаяния – ответил Свиренко осторожно.
– Тогда мне нет дела до того, что сказал попрошайка, – и я ехидно посмеивался.
Свиренко не злился. Он знал, что я не хотел его обидеть и с уважением относился к его увлечению буддистскими практиками, просто никогда не упускал возможности его поддеть. Остальных приятелей я видел все реже. Не было времени просиживать в барах, да и в карманах всегда было пусто. Я встречался с ними на выходных, чтобы хорошенько напиться и немного расслабиться, а заодно узнать, что происходит в городе.
Когда я скопил достаточно денег на поездку, уже наступила зима. Чтобы собрать необходимую сумму, пришлось сэкономить на теплой одежде, и я носился повсюду в старой клетчатой куртке и истрепанных джинсах, а ночами, тщетно пытаясь согреться, смотрел на рюкзак, бесполезно стоящий в углу.
Время шло, а я, утомленный пустым ожиданием, все так же работал. Вечерами ехал к Свиренко, который жил тогда с прелестной девушкой, Анастасией Кат. С Настей я познакомился той же зимой. Рассказал как-то Свиренко об одной девчонке с зелеными волосами, которую увидел возле университета, и этим же вечером выяснилось, что он знал ее еще с тех времен, когда учился в вечерней школе. Он обещал меня с ней познакомить. Но вскоре я получил сотрясение в драке и три недели провел в отделении травматологии, а когда вернулся домой, они уже были вместе.
Чудесные люди, каких и десятка не встретишь за всю жизнь. Хотя сейчас я понимаю, что это была лишь иллюзия, в правдивости которой я пытался убедить сам себя. Я провел немало ночей, сидя в их уютной гостиной, и так привязался к этим двоим, что подумывал уже забыть о своей затее и просто остаться с ними. Прятаться холодными вечерами с бутылкой вина, слушая записи Хендрикса, которого безумно любил Свиренко, или зачитывая друг другу свои первые попытки написать что-нибудь стоящее. Кат обычно сидела возле нас и просто слушала, не произнося ни слова. Она была девушкой скромной и немногословной. Она нравилась мне не только как друг. В ее остром личике было нечто, что заставляло мой взгляд снова и снова искать его. А чуть неряшливые движения завораживали своей простотой и умиляли детской непосредственностью. Но стоило ей скинуть свой мешковатый свитер, который являлся основой ее гардероба, и джинсы, скрывающие изгибы бедер,