Они склоняли на свою сторону людей, а непокорным давали ягоды с отравой, так называемую скитскую клюкву. Тот, кто съедал её, видел перед собой огонь, бросался в него и умирал. Являлись ему в том огне летящие ангелы.
Когда меня спрашивали, как погиб мой дед, я отвечала: «Отравили его раскольники скитской клюквой».
Легенда о любви и о войне
И одна сумасшедшая липа
В этом траурном мае цвела.
После окончания медицинского училища весь мамин курс отправился на фронт. Почти все девушки, попав в сталинградское пекло, погибли.
Одна из них писала моей маме с фронта: «Милая Леночка! Выдалась короткая передышка после боя, вот-вот навезут раненых, поэтому тороплюсь. Мои косы стали белые от седины и гнид. Пришлось их остричь, так что я мало отличаюсь от наших мужчин. Огрубела, осатанела. Одна мечта – выспаться!
Научилась я, Леночка, курить махорку, пить спирт, который нам дают перед атакой для храбрости. Но всё равно страшно. Научилась ругаться».
Внизу приписка: «Не говори маме, что я отрезала косы».
С войны она не вернулась.
Мою маму не взяли на фронт из-за астигматизма, но она упорно отстаивала очереди в военкомате. Пожилой полковник с красными глазами и замученным от недосыпания лицом устало сказал:
– Милая, пойди в церковь, поставь Богу свечку, что он тебя уберёг. Хорошо – убьют, а если вернёшься калекой – без глаз, без ног или с обожжённым лицом.
Для эвакуированных в Магнитогорск заводов строили новые цеха. Женщины, старики и дети дневали и ночевали на рабочих местах.
Госпитали были переполнены – с фронта везли раненых. Мама, как и остальные врачи и медсёстры, работала сутками, до обмороков.
Мой отец, Яков Ильич Брежнев, приехал в Магнитогорск зимой 1942 года с эвакуированным из Днепродзержинска металлургическим техникумом, в котором преподавал еще до войны.
Мамина подруга родила сына и попросила её быть крёстной матерью.
– А кто будет крёстным отцом? – спросила она.
– Яша Брежнев. Я его семью знаю давно.
Накануне крестин молодая мама получила с фронта похоронку на мужа. Торжество не состоялось, так что породниться моим будущим родителям не довелось.
Но вскоре друзья пригласили маму в клуб на новогодний вечер.
После концерта устроили танцы. Не успел грянуть студенческий оркестр, как к ней подошёл невысокого роста, широкоплечий, синеглазый, улыбающийся молодой человек. «Яков Брежнев», – представился он. Наклонив голову и по-гусарски щёлкнув каблуками, пригласил на первый вальс, да так и не отошёл весь вечер. Его друг, бегая среди танцующих и щёлкая объективом, сфотографировал их в вальсе.
На снимке мои улыбающиеся родители смотрят прямо в объектив. Глаза у обоих сияют. На маме крепдешиновое платье с юбкой-клёш. Тонкая талия перетянута кожаным поясом, длинные волосы упали волной на худенькие плечи. Отец в «сталинке», глухо застёгнутой