Шут с обычной своей ироничной улыбкой, посмотрел на него.
– Жизнь – это приключение, путешествие… Живи так, чтобы Богу было интересно наблюдать за тобой, чтобы Богу не было скучно в твоей кампании.
– А ты думаешь, Он наблюдает за нами? – спросил Виконт.
– А как же! – хитро прищурившись, ответил Шут. – Вот прямо сейчас с облака смотрит на нас и посмеивается над нашими речами в бороду.
– На свете столько никчёмных людей, – сказал Виконт. – Бог зевает от скуки, наблюдая за ними.
Шут пожал плечами и ответил:
– Все люди – творения Божьи… Люди как листья на дереве. Есть большие, красивые, гордые. Есть маленькие, больные, униженные. Но все они – дети дерева, и всех своих детей оно любит.
– Любит-то, любит, – усмехнулся Виконт, – но как-то по-разному. Одни рождаются в рубашке и с серебряной ложкой во рту, а другие не знают ничего, кроме нищеты и невежества.
Шут устроился поудобней у костра и предался воспоминаниям.
– Помню, по молодости я послушничал в Турском монастыре. Был у меня наставник – старый, седой монах, отец Эристарх. Вот как-то я ему высказал примерно то, что и вы сейчас, Виконт. А он взглянул на меня светло, потом поднял голову и кивнул вверх.
– «Посмотри на этот высокий бук», – сказал он. – «Видишь, как много листьев у него? И все они нужны ему… Прислушайся к шороху листьев. Слышишь, как нижние листья упрекают верхние за то, что они мешают им, за то, что весь солнечный свет достаётся верхним, а нижним остаётся довольствоваться рассеянным светом. «Как это несправедливо!» – говорят нижние листья. Но дерево живёт, дерево растёт, и смеётся, слушая речи своих неразумных детей… Так и люди – завидуют, обижаются, сердятся. А всё потому, что, как эти неразумные листья, не видят дерева, которому служат, а видят только себя. Как только они поймут, что отдельный листок не имеет смысла без дерева, они забудут свои обиды, зависть, злобу».
Шут замолчал, задумавшись.
– Тебе надо было остаться в монахах, – пошутил Виконт. – Можешь проповеди читать, не хуже аббата.
– Нет, я к этому не готов! – замотал головой Шут. – Характер у меня непоседливый и озорной. Для монашеского послушания негодный.
Виконт отдыхал в траве, под деревьями, наблюдая, как большой майский жук ползёт по веточке. Он подставил ладонь, и жук заполз ему на руку. Виконт поднял руку, и жук взлетел в небо.
– Вот этот жук, например, тоже для чего-то живёт, – сказал Виконт. – Имеет свои желания, может быть, надежды. Почём мы знаем?.. Я вот подумал, этот мир мог бы прекрасно обойтись без нас, без человека. Те же облака плыли бы по небу, те же жуки ползли по своим делам – ничего бы не изменилось без нас.
– Мир без человека был бы бесчеловечным, мир без жука был бы бесжуковным, – рассудительно заметил Шут, укладываясь на ночлег, и было неясно – шутит он или всерьёз?
Впрочем, через минуту он легко вздохнул и, как младенец, заснул. Вскоре заснул и Виконт. Артур ещё долго сидел у небольшого костра, подбрасывая