Затем на помощь мне пришла «Танцующая»: взбрыкнула на белой волне, словно необъезженный мустанг. Гаттри потерял равновесие, а пистолет закувыркался по палубе. Гаттри развернулся, хотел пуститься за ним вдогонку, но поскользнулся в крови, разбрызганной мною по всему кокпиту, и упал.
Упал неудачно, тяжело, на раздробленную руку. Вскрикнул, перекатился на колени и быстро пополз к блестящему черному пистолету.
У наружной переборки кокпита имелась стойка, а в ней, словно комплект бильярдных киев, выстроились длинные десятифутовые багры, увенчанные огромными крюками из нержавеющей стали.
Чабби затачивал их сам, и крюки были едва ли не острее стилетов. Когда он погружал багор в тушу, от силы удара крюк слетал с рукояти, а потом рыбу затаскивали на борт с помощью сплесненного с нержавейкой крепкого нейлонового каната.
Гаттри почти дополз до пистолета, когда я откинул крепление стойки и вынул из нее багор.
Гаттри уже схватил пистолет левой рукой и теперь старался взять его поудобнее, сосредоточив все внимание на оружии, а пока он был занят, я снова встал на колени, размахнулся здоровой рукой и что было сил вогнал сверкающий крюк в его склоненную спину – сквозь ребра, по рукоять, на всю длину лезвия. От удара Гаттри распластался на палубе, снова выронил пистолет, и «Танцующая», качнувшись, оттолкнула его в сторону.
Теперь, со сталью в грудной клетке, он закричал – даже не закричал, а тоненько завыл от боли. Я, однорукий, налег сильнее, пытаясь зацепить сердце или легкое, и крюк слетел с рукоятки. Гаттри покатился к пистолету, лихорадочно шаря рукой по палубе, а я отбросил древко багра и так же лихорадочно зашарил в поисках веревки, чтобы усмирить врага.
В Гамбурге, в ночном клубе района Санкт-Паули, я однажды видел, как две женщины борются друг с другом в бассейне, наполненном черной грязью. Сейчас мы с Гаттри давали примерно такое же представление, вот только вместо грязи в бассейне кокпита была наша кровь. Мы скользили и перекатывались по палубе, а «Танцующая» танцевала по волнам, безжалостно швыряя нас из стороны в сторону.
Наконец Гаттри ослаб и схватился здоровой рукой за огромный крюк, засевший глубоко в теле. Со следующей волной я сумел обвить его шею канатом, крепко зацепился ногой за низ рыбацкого кресла, собрался с силами и решительно затянул петлю.
Гаттри испустил взрывной выдох, язык его вывалился изо рта, тело обмякло, конечности безвольно раскинулись по доскам палубы, а голова стала покачиваться в такт движениям «Танцующей».
Я настолько устал, что даже не обрадовался. Ладонь моя самопроизвольно разжалась и выпустила канат, я лег на спину, закрыл глаза, и меня окутал саван тьмы.
Когда я пришел в сознание, лицо горело, как будто его