– Не нравится мне все это, – поморщился О’Брайан. – Слишком похоже на гипноз.
– Вернее, на самогипноз, причем бессознательный. В том-то и прелесть. Ну-ка, подсаживайтесь. – И Резерфорд потянулся за карандашом.
– Слушай, пап, – сказал Билл, – может, сразу по-немецки сочинить?
О’Брайан с Резерфордом озадаченно переглянулись, и в глазах у обоих зажегся дьявольский огонек.
– По-немецки? – переспросил Резерфорд. – Если мне не изменяет память, вы, Джерри, специализировались на немецком?
– Угу. Да и вы в нем дока. Действительно, можем написать по-немецки – почему бы и нет? Нацистов, наверное, уже тошнит от «Песни Хорста Весселя»[7].
– Что ж, попробуем, – сказал Резерфорд, – чисто… э-э-э… забавы ради. Сперва ритм. Цепляющий ритм, но с рассинхронизацией, дабы избежать монотонности. Пока что обойдемся без мелодии. – Он сделал несколько пометок. – М-да, задачка не из легких. И вряд ли этим текстом заинтересуются в Вашингтоне.
– Мой дядя – сенатор, – вежливо напомнил О’Брайан.
ПРАВОЙ!
ПРАВОЙ!
Ефрейтор шагает БРАВЫЙ!
БРОсил СЕМНАДЦАТЬ детей голоДАТЬ,
СЕМги на ужин нажарила МАТЬ,
А дети кричат: «ОтРАВА!»
ПРАВОЙ!
– Да, я в курсе, – сказал сенатор О’Брайан.
– Итак? – Офицер непонимающе смотрел на вскрытый конверт. – Пару недель назад вы вручили мне этот пакет и велели не распечатывать без вашей команды. И что теперь?
– Теперь вы прочитали текст.
– Да, прочитал. Вы поселили пленных нацистов в адиронакскую гостиницу, где заморочили им голову немецкой песенкой, но я в толк не возьму, о чем в ней поется.
– Естественно. Вы не знаете немецкого. И я тоже. Но она прекрасно действует на немцев.
– Судя по рапортам, пленные постоянно напевают ее. И даже пританцовывают.
– На самом деле это не танец, а бессознательная реакция на ритм. Немцы повторяют эту… как ее… семантическую формулировку.
– Перевод у вас есть?
– Конечно. Но в переводе этот текст лишен всякого смысла, а на немецком обретает нужный ритм. Я уже объяснял…
– Знаю, сенатор, знаю. Но у Военного департамента нет времени на пустые теории…
– Я лишь прошу, чтобы эту песенку почаще давали в радиопропаганде. Дикторам придется несладко, но ничего, привыкнут. И нацисты привыкнут, но к тому времени распевка уже нанесет удар по их боевому духу. Распространите текст по радиоточкам союзных сил…
– Вы и правда в это верите?
– Честно говоря, нет. – Сенатор нервно сглотнул. – Но племянник прямо-таки загорелся. Он помогал профессору Резерфорду разрабатывать идеальную формулировку…
– То есть он убедил вас?
– Не совсем. Но постоянно бубнит что-то по-немецки. И Резерфорд тоже. Так или иначе, вреда не будет, и я всецело поддерживаю их начинание.
– Но… –