Они дружно направились к лестнице. Поскольку загородить дорогу троим сразу я был не в состоянии, мне пришлось последовать за ними. Меня самого ошеломила абсурдность происходящего. Карла казалась встревоженной, но Ладлоу выглядел любезно-уклончивым. Что же до Нийи, то ее поведение могло объясняться либо абсолютной уверенностью в собственной невиновности, либо ослиным упрямством, а может, и тем и другим сразу. Рядом с ней шел свидетель, которого следовало умаслить – хотя бы ради того, чтобы обеспечить себе достойное алиби, но Нийя даже не потрудилась попросить его об этом. Пока я плелся следом за ними вниз по лестнице, а потом и в кабинет Милтана, то все старался придумать, как бы выманить отсюда Дрисколла и затащить к нам на Тридцать пятую улицу, так как, похоже, другого пути не оставалось.
Просторный кабинет Милтана размещался на первом этаже, в глубине дома. Пол был застелен широким красным ковром, на котором стояли несколько столов с расставленными вокруг них стульями. На стенах красовались многочисленные фотоснимки танцоров и фехтовальщиков и просто каких-то людей с колющим оружием, а одна большая фотография изображала Милтана в неизвестной мне форме на фоне развешанных там и сям кинжалов и шпаг.
О том, что на фотографии запечатлен сам владелец школы, я догадался, когда Карла Лофхен, проведя меня через весь кабинет, представила Милтану и его жене. Он оказался невысоким и худощавым брюнетом, не сказать бы – просто коротышкой, с карими глазами и тараканьими черными усищами, торчащими в разные стороны. Выглядел он обеспокоенным и, едва мы пожали друг другу руки, куда-то исчез.
А вот его жена, несмотря на нью-йоркские шмотки и модную прическу, точно сошла с цветного фото из журнала «Нейшнл джиографик» за подписью: «Крестьянка из Гуигнцжибррзи ведет медведя в церковь». При этом она была весьма привлекательна – если вам нравятся женщины такого типа, – с живыми проницательными глазами.
Я остановился возле стеклянного шкафчика, сплошь заставленного разными антикварными вещицами и фехтовальными трофеями. Например, там лежала длинная тонкая штуковина необычного вида с тупым концом, но не рапира, ибо надпись на карточке гласила: «С этой эспадой[4] Никола Милтан в 1931 году выиграл в Париже международный чемпионат». Я огляделся, ища глазами Милтана.
Никола стоял в противоположном конце кабинета, болтая с широкоплечим здоровяком лет тридцати, ростом в шесть футов, с немного вдавленным носом. Вид здоровяк имел рассеянный. Я пригляделся к нему повнимательнее. Ведь если паче чаяния бриллианты Дрисколла стянула все же не дочка Вульфа, столь давно им утраченная, то, скорее всего, их прибрал к рукам кто-то из присутствующих.
До меня донесся голос Карлы Лофхен:
– Послушайте… вы же ничего не делаете.
Я пожал плечами:
– А что я могу сделать? Тем более сейчас. И чего ждет Милтан?
– Мистер Дрисколл еще не пришел.
– А он точно придет?
– Конечно. Он согласился до разговора с нами потерпеть и не обращаться в полицию.
– А