– Документы покажи, – прохрипел раненый.
Я достал из кармана красноармейскую книжку и отдал бойцу, который передал ее раненому. Тот прочитал, вернул бойцу, он – мне.
– Где твоя часть?
Я выматерился:
– Там же, где и твоя, наверное. Разбита. От батальона я один живой остался, вот к своим пробираюсь.
Похоже, мой мат успокоил их больше, чем документы.
– Покушать есть чего-нибудь?
Я развел руками.
– У тебя карта в планшете?
Я кивнул, подсел к командиру, открыл планшет и достал карту.
– Как думаешь, мы где?
Я попытался сориентироваться, потом ткнул пальцем:
– По-моему, здесь.
Командир, на петлицах которого было три шпалы, закатил глаза и захрипел.
– Жалко полковника, сил нет, – тихо сказал красноармеец. – Второй день я здесь с ним сижу. Как ранили его – тащил на себе, сколько мог, да уже невмочь, тяжел он больно.
Я дотронулся до груди командира. Что-то уж под гимна-
стеркой больно мягко, ребер не прощупать. Красноармеец насупился:
– Убери руку!
– Да ты чего? Я же только посмотреть хотел – он не умер, часом?
– Дышит еще, это не первый раз.
Минут через пятнадцать полковник пришел в себя.
– Нести сможете? – обвел он нас измученным взглядом.
– Попробуем. Только надо что-то вроде волокуши смастерить.
У бойца на поясе висела в чехле финка. Мы срезали две толстые жерди, очистили от сучков и просунули жерди в рукава шинели бойца, до того висевшую скаткой через плечо. Осторожно перенесли полковника.
– Ладно, я первый тащу, – предложил я.
Подобрал свое оружие, перекинул ремни через плечо. Взялся за жерди, приподнял и потащил. Тяжел полковник, а с виду – вроде щуплый.
Жерди наезжали на кочки, корни деревьев. Полковник лишь зубами скрипел, когда сильно трясло.
– Крепись… командир… – обливаясь потом, хрипел я. – Вот дотащим тебя до… своих… в госпиталь определим.
Я замолк. Тащить и говорить одновременно было совсем невмочь.
Через километр я совсем выдохся. Опустил волокушу и повернулся к красноармейцу, шагавшему рядом:
– Теперь ты.
Боец взялся за жерди и потащил. Я шагал рядом. Потом обогнал:
– Иди за мной. На немцев, ежели нарвемся, я задержу – у меня автомат.
Боец лишь кивнул. На висках и шее его вздулись жилы.
Я оторвался метров на пятьдесят, передвинул МР-40 на живот.
Прошли мы совсем немного – метров пятьсот, когда красноармеец опустил волокушу.
– Все, не могу больше! – В изнеможении он рухнул на землю.
– Ну хорошо, давай передохнем. Потом я потащу.
Мы полежали на земле. Когда боец отдышался, я взялся за жерди:
– Иди впереди.
Я шел и шел, упираясь, как бык. И только когда почув-
ствовал,