– Не надо делать остановку только ради меня! – воскликнул Найтли. Выглядел он однако очень бледным, и, казалось, вот-вот свалится с лошади.
– Я делаю остановку ради себя, – проговорил Оташ. – Потому что если тебе станет хуже, то это будет мне мешать. Поэтому будь так добр, отдохни.
Сам сарби отошёл в сторону, опустился на колени и закрыл глаза.
– Именем неба, именем белого солнца и жёлтоглазой луны, именем земли и воды, протягиваю руки к тебе, – прошептал он. – Отец мой небесный, пламя дарящий, сохрани его. Твоя сила со мной.
Посидев ещё немного, Оташ обернулся на нортов. Олаф лежал на спине, устало закрыв глаза, а Рейн сидел рядом.
– Господин посол, – заговорил шоно, – а вы умеете играть на флейте?
– Нет, я играю на клавесине.
– Клавесина у меня нет.
– А флейта есть?
– Да. Это Юргена.
– Я умею, – тихо проворил Олаф, садясь.
– На флейте?
– Да. Может быть, не очень хорошо, но умею. Вы хотите, чтобы я сыграл?
– Хочу, – Оташ достал из сумки флейту и протянул Найтли.
– Вы хотите что-то конкретное? – спросил Олаф, поморщившись от боли.
– Ты знаешь вот эту? – и сарби попытался напеть мелодию, которую Юрген играл тогда, в лесу.
– Знаю, – кивнул Найтли, поднёс флейту к губам и начал играть. Он играл не так, как Юрген. Нет, он вовсе не играл хуже, но почему-то не так. Оташ и не подозревал, что у каждого музыканта была своя музыка. У Юргена она была такой же, как и он сам. Стремительной, сильной, глубокой и в то же время хрупкой. Музыка Олафа была мягче, стройнее, она напоминала тёплый и пряный травяной чай, если мелодию вообще можно было сравнить с напитком.
– Вы хорошо играете, – проговорил Рейн, когда Олаф опустил флейту.
– Спасибо, – смутился Найтли.
– Господин посол, – позвал Оташ.
– Да, господин шоно?
– Как представитель королевства-союзника готовы ли вы оказать мне поддержку в подавлении бунта?
– Готов, – кивнул Рейн.
Когда впереди наконец показалось поселение сиваров, Юрген уже не чувствовал рук, и его бросало то в жар, то в холод. Порой он проваливался в какое-то забытьё, но Хорас тряс его за плечо, приводя в чувства. Сивары переговаривались между собой, но до Юргена их слова доходили словно через толщу воды. Шу мечтал только об одном – поскорее доехать. Ему уже было плевать на всё, лишь бы просто лечь и забыться. Когда Хорас остановил коня, Юрген чуть не свалился на землю, но сивар удержал его. Идти самостоятельно Шу уже не мог, и Хорас, выругавшись, грубо перекинул его через плечо. Сивар принёс его в какой-то амбар и бросил на мешки. Юрген отключился сразу же, как только его голова коснулась грубой ткани.
Он очнулся, когда ему на лицо брызнули холодной водой. Открыв глаза, Юрген увидел перед собой лицо Карсака, а затем понял, что его руки больше не связаны.
– Синерпи мне не до конца доверяет, поэтому времени у меня не много, – проговорил сивар на языке нортов. – Я скажу арамсаю, он придёт к тебе. Он поможет с твоей лихорадкой.
– А что потом? – хрипло спросил Юрген, пытаясь размять затёкшие руки.
– Потом