Тут же последовал очередной вопрос:
– И когда же роды?
Кровь прилипла к моим щекам, и я встал… Он глядел на меня ледяным взглядом, а я был готов провалиться сквозь землю от стыда.
– Я прав? Ответь же…
– Еще не скоро!
– Я не восхищен тобой, ты должен это знать. Как же так? Ты ведь считал себя благородным человеком. Что же ты грешишь и поступаешь неподобающе? И еще, ты ведь знаешь мою гордость за наше происхождение! Всю жизнь я боролся за славу, пытался, чтобы на нашем имени не было ни одного позорного пятна! Женившись на безродной девушке, ты обесценишь наш род, и грош цена всему тому, что я сделал до этого. Не забывай, мы – Ахмедовы!
Голос отца стал еще грубее. Затем он окинул меня долгим изучающим взглядом.
– Я заставлю тебя уважать мою честь и репутацию моего рода! Ты слышишь?
В глубине души я знал, что отец не лукавит, когда говорит, что гордится своим происхождением. По мне – наш род, в частности отцовские родственники, имел две особенности: глупость и долгожительство.
– Осмелюсь сказать тебе, отец, я не ошибся, и не собираюсь ничего менять в своей жизни.
Я не нашел в себе силы спросить его о том, что он может знать о жизни настоящего благородного человека. И понимает ли он, что такое настоящее человеческое благородство?
– Мой сын, наследник мой, не может жениться на обслуге из ресторана. Неужели она первая женщина, которую соблазнили? Сынок, да я приведу тебе десяток других примеров! Это она тебя заворожила каким-то чудовищным образом?!
– Она не виновата, отец! Ты говоришь неправильные вещи, – пробормотал я.
– Еще бы. Какое прелестное и невинное создание! Дурак ты, Тахир, дурак!
– Отец, перестань! – в отчаянии закричал я.
– Скажи, сынок, – голос отца смягчился, – что мне сделать, чтобы ты не женился на ней?
Я в отчаянии поднял глаза, посмотрел на отца и спросил:
– Что ты предлагаешь?
– Предоставь это дело мне. Я отговорю ее. Я повидаюсь с ней и скажу, что тебя вызвал дядя в Тебриз, и ты срочно должен был уехать к нему. В конце концов, предложу ей денег: уверен, она не откажется. Я справлюсь.
Я опустил глаза и долго сидел без слов… В голове, как тяжелый молот, стучала угроза: «Я отговорю ее…» Как глупо отговаривать женщину от ее любви и страсти. Сказать ей, что она не должна чувствовать того, что чувствует. Никогда у женщин разум не сможет осилить любовь. Никогда!
Он говорил больше часа, нагромождая друг на друга доводы и язвительные упреки, логику и справедливое негодование, оправдывая все это репутацией своего рода.
Я ушел в себя. Я спал наяву… Слышу неясный голос отца, будто он говорит на чужом, неизвестном мне языке. Я вижу его глаза, нос, бороду… Я здесь, но в то же время далеко отсюда… Рука судорожно тянется к карману, и я достаю платок, подаренный Бахар… Я словно пробуждаюсь ото сна…
Я почувствовал себя предателем