Мир Гаора. Коррант. 3 книга. Татьяна Николаевна Зубачева

приятно, что он теперь это знает и понимает, что имя – не набор звуков, а со значением. А интересно получается с именами. Ведь у… ургоров большинство имён непонятно, в училище говорили, что когда-то давным-давно в доисторические времена ургоры говорили на другом языке и нынешние имена, и личные, и родовые – это память о тех временах, до того, как ургоры начали свой великий Огненный Путь, и так далее. Дальше шла бодяга о свете цивилизации, покорении дикарей и прочем. Но вот интересно, а какого хрена ургоры снялись со своего родного места и попёрли вперёд, чего им там не жилось? Может, просто пришёл кто-то посильнее и дал пинка Ста Семьям, и те побежали, пока не наткнулись на оказавшихся более слабыми в тот момент склавинов. И где же то место, подлинная родина ургоров?

      Все эти соображения и мысленные рассуждения не помешали Гаору обдуть Черняка в чёт-нечет, рассказать о фронте и выслушать рассказ, каково это работать на железке – железной дороге в прифронтовой полосе. Остальных их беседа тоже заинтересовала, так что слушателей собралось много, а рассказ Гаора, как ему пришлось выбивать на свой взвод паёк полной нормы выдачи из тылового интенданта, что норовил всучить ему облегчённый паёк второго эшелона, вызвал полный восторг. Мальцы слушали с горящими глазами, шёпотом проговаривая за Гаором фронтовую ругань, которой тот по привычке щедро пересыпал свой рассказ.

      Сигнал на ужин застал их восторженно ржущими над окончанием рассказа Гаора про обделавшегося со страху интенданта.

      – Эк вас разбирает, – даже покачал головой надзиратель, глядя, как они строятся, продолжая тихо посмеиваться, – ну, дикари и есть, дурни волосатые.

      Получив свой паёк, Гаор отошёл к нарам и стал есть, стараясь растянуть ломоть хлеба и кружку относительно горячей жидкости подольше: приём, позволявший если не насытиться, то хотя бы создать иллюзию насыщения, и усвоенный им ещё в училищном карцере. Уложился он как раз к возвращению надзирателя за кружками.

      – А ты здоровско правду врёшь, – сказал ему Черняк, – заслушаешься. У нас в посёлке был такой, но он старины врал, ну, как до всего жили. Бывало ча как заведёт… – Черняк вздохнул.

      – Помнишь чего? – небрежным как в легком трёпе тоном спросил Гаор. – Рассказал бы.

      Черняк снова вздохнул.

      – Сказал бы словечко, да волк недалечко, – и кивком показал на решётку, за которой двое надзирателей как раз гнали мимо их камеры целую толпу оборванцев.

      Гаор не так понял слова, как догадался о смысле и кивнул. Да, в самом деле, говорить об этом здесь слишком рискованно. Но значит, есть люди, которые знают, помнят и могут рассказать, их надо искать и слушать.

      – Бывальщика хорошего сейчас редко встретишь, – продолжал Черняк, когда коридор перед камерой опустел и вдалеке щелкнул запор наружной двери.

      – А у меня, – снова свесился сверху чернобородый, – баушка бывальщицей была, и былины, и старины знала.

      – Баушка это кто? – поднял голову Гаор.

      – А маткина матка. Мы бывало ча на полатях все, вотчим чуни тама али ещё что мастерит,