Ворвавшись в столовую, он встретился с удивленным, но приветливым взглядом молодого доктора. Месье Гюставу было двадцать семь лет. Происходил он из династии уважаемых врачей, с удовольствием и рвением продолжал семейное дело. Страсть к профессии передалась ему по наследству. Пытливый ум не позволял ему быть ретроградом, искренняя любовь ко всему живому не позволяла навредить. Он был благоразумным новатором, находкой для науки и сокровищем для пациентов. Этот добрейшей души человек мог сказать «нет» твердо и безоговорочно, но если давал согласие, то отдавался обещанному без остатка.
– Себастиан, помнится в такую рань тебя не вытащить из постели! Что стряслось, дорогой друг? – он откинул курчавую прядь с лица.
– Здравствуй, Гюстав! Прошу тебя: одевайся! Умоляю! Не медли!
– И ты даже не позволишь мне допить кофе? – спросил Гюстав, уже вставая из-за стола.
– Тебе – нет, но сам выпью, – ответил Себастиан, увидев в дверях Катарину. Девушка держала в руках старинный поднос. На нем стоял кофейник, испуская пар, блюдо с пирожными-суфле и пиала с ягодами. Так обычно завтракал Себастиан в гостях у друга, даже в его отсутствие. А Гюстав каждое утро отправлял Катарину в кондитерскую за свежими сластями на случай его визита.
Молодой врач покинул столовую и, спешно собираясь, крикнул из спальни:
– Я предполагаю, что должен взять портфель с инструментами и лекарствами?!
– Обязательно! – подтвердил Себастиан.
Горячий кофе обжигал горло, но молодой человек не обращал на это внимание. Ощущая болезненные спазмы в желудке, в котором со вчерашней ночи не было никакой пищи, он не мог даже притронуться к еде.
Как только два друга спустились со ступеней, то сразу увидели подъезжающий экипаж. «Наконец-то», – подумал Себастин с облегчением. Оба почти на ходу запрыгнули в карету. Увидев тело девушки, Гюстав воскликнул:
– Бог мой, Себастиан, не думал, что всё так серьезно!
Молодой врач открыл саквояж с инструментами и велел другу скорее расстенуть платье. Подготовившись, Гюстав начал осмотр. В течение этого времени Себастиан сидел неподвижно, уставившись в окно. Двигались медленно. Путь из центра города до окраины казался вечностью.
«Видит Бог, я пытаюсь спасти Женевьеву. Я ли пытаюсь? Я просто сижу рядом. Но как я виноват, я бескрайне виноват. Ехать к матери в Понтуаз теперь совсем нельзя. Мы взяли курс на северо-запад, значит поедем в Аржантёй. Там можно снять небольшой дом,» – мысли опаляли его плоть, то лихорадочно кружась, как искры от костра, то утекая на волю плавно, как горячая смола.
Все необходимые хирургические манипуляции заняли около двадцати пяти минут.
– Итак, Себастиан, – голос товарища был холодным и сухим, он редко