Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
В тот вечер я спешила к самому прекрасному мужчине на Земле праздновать день рождения самого любимого человека. Ни сентябрь, проворно прогнавший лето, ни моросящий дождь, не могли поселить в моем теле тлетворную хандру, справиться с которой осенью обычно кажется невозможным. С зонта стекали холодные ручейки, руки мерзли, ветер трепал волосы, а косой дождь, кажется, нарочно пытался смыть тушь с ресниц, но я была самой счастливой, укрывая платком янтарные хризантемы, пахнущие яблоками, грибами, прелой листвой и острым перцем одновременно.
К дому я подошла совершенно мокрая, почти не следа не осталось от тщательно созданного образа леди, поднялась на третий этаж и позвонила в дверь. Она отворилась, и передо мной стоял высокий мужчина. Сегодня он был по-особому красив: темные волнистые волосы, мягкий, но одновременно уверенный взгляд карих глаз, выражавших безграничную любовь, таящих пытливый ум и решительность.
– Дорогая моя леди, скорее заходи! Ты сегодня прекрасна! – он улыбался той обаятельной улыбкой, доброй и открытой, беззастенчивой и ласковой, которая всегда вселяла в меня уверенность, что всё в нашей жизни будет славно.
Я бросилась ему на шею, тараторя от переполнявших меня эмоций бессвязные предложения:
– Я так соскучилась! Нас отпустили так поздно! Я так торопилась к тебе! И смотри у меня новая юбка! И, между прочим, экзамен я сдала на «отлично»! Теперь мой итальянский еще лучше! И, вообще, здравствуй, мой самый любимый, любимый, любимый папочка!
– Ты у меня молодец! Проходи скорей! – ответил он.
– Я так рада тебя видеть! Поставь цветы в вазу! – восклицала я.
Из гостиной струился бархатистый свет, и пахло лилиями.
– Папочка, наконец-то я дома, в лагере было нескучно, но иногда я так тосковала. – сказала я, обернулась и, смеясь, воскликнула. – Ух-ты, как постарался! Какой красивый стол накрыл!
– Не преувеличивай! – слукавил он, отодвигая для меня стул.
Сам сел напротив и сказал, наполняя бокалы:
– Тебе на прошлой неделе исполнилось четырнадцать – могу угостить тебя шампанским. Сначала за тебя! Будь самой счастливой! Дорогая, я безумно соскучился, жду повествования о твоих итальянских каникулах и юношеских приключениях, но это завтра.
Папа встал и положил рядом со мной книгу в кожаной обложке.
– Теперь давай выпьем за маму, сегодня был бы ее тридцать девятый день рождения, – тихо произнес он, но слез не было, лишь грусть в глазах, там, где должна быть радость, и печальное сияние там, где должен быть сверкающий блеск.
Я была в замешательстве: папа никогда не показывал мне такую меру тоски по маме, никогда не становился таким серьезным в мамин день рождения, который уже долгое время отмечает без нее.
– Что это за книга, пап? – растерялась я, и, пытаясь шутить, сказала. – Неужели ты выбрал для меня литературу, которая станет первой ступенью во взрослую жизнь?
– Ты права: я подобрал для тебя книги, но эта не одна из них. Это мамин дневник, – спокойно произнес он, не отреагировав на мою иронию, – прочти его сейчас. Можешь задавать любые вопросы, я готов к этому! Но и ты будь готова, милая, что всё написанное сильно повлияет на твою жизнь.
В одну секунду на мои плечи рухнули путы, колючие и тугие.
Глава 1
…Она спешила куда-то, стучала каблуками по мостовой так пронзительно, что уши закладывало. Ярко-лиловое платье атласной парчи, ажурные перчатки, шляпка с вуалью, сирень в волосах. Красавица. И только свежесть этого апрельского утра готова была поспорить с ее красотой. Воздух наполнял аромат тюльпанов и нарциссов, тянувшийся из Тюильри, где согласно таинственной записке ее ожидало нечто. И аромат, словно живой дух, манил ее туда. Сердце билось в груди от торопливых шагов, но проходя мимо церкви Мадлен, она остановилась и, посмотрев на небо, лазурное, с молочной дымкой перистых облаков, прошептала «мерси». Стая торопливых птиц взметнула в небо с тревожным криком, как будто испугавшись этого пронзительного шепота, а мимо ее глаз, кружась, опустилось на землю пушистое перо. «Воронье», – отметила она и подняла его с земли. «Неужели он не понимает, не знает силы моих чувств, моей любви, ее безграничности, ее беспринципности, неужели я должна прибегать к этому?» – вопрошала она невидимого собеседника. Ни то Бога, ни то Дьявола.
Я видела блеск ее черных, как маслины, глаз, насмешливых, с толикой безумства, страха, поразительной воли, коварства, беспечности, благородства, смелости и беспощадности. Ее тень на асфальте была похожа ни то на летящего ангела, ни то на танцующего черта: так менялся темп ее шагов и пластика движений. Дойдя до ворот Лувра, она сняла перчатки и еще раз прочитала письмо: «Мадам, я достал все, о чем Вы просили. Но, право, будьте осторожны! Я закопал сверток у четвертой на аллее липы, у дороги, если стоять спиной к Дворцу. Жду Вас вечером в „Красной мельнице“, после полуночи». Она глубоко вздохнула и зашла в парк. Верно определила описанное