Впереди он увидел Аристида, одетого в простую хламиду и напоминавшего архивариуса или ученого на прогулке по агоре. Аристид сыграл в победе такую же важную роль, как и Фемистокл, но в нем не было тщеславия. Ксантипп гордился тем, что осознавал достоинство этого человека.
Фемистокл прикасался к каждой протянутой руке, смеялся и аплодировал вместе со всеми.
«Они жертвовали жизнью на поле битвы, и понять это по-настоящему могут только те, кто там побывал», – подумал Ксантипп.
Вот что роднило его с Мильтиадом. Принадлежность к одному братству. Должно быть, именно поэтому он и не высказался вслух. Конечно, Мильтиад мог бы выдвинуть встречное обвинение в неповиновении, но дело было не только в этом.
Ему вдруг стало душно, и слезы защипали глаза. Он не мог понять, откуда взялась эта эмоция, и больше, чем когда-либо, ему захотелось оказаться подальше от шума и ликующей толпы.
Эпикл дважды похлопал его по плечу, возвращая в мир, на городскую улицу.
– Послушай, Ксантипп, – обеспокоенно сказал его молодой друг. – Я видел тебя таким раньше, после битвы. Тебе нужно отдохнуть, выпить немного вина и поесть простой еды. Или выпить много вина.
Ксантипп улыбнулся и кивнул. Он терпел скопление людей весь путь до агоры, где победителей приветствовала несметная толпа. Горожане заполонили афинские дороги, не оставив ни одного свободного уголка. На улицы, показывая, как высоко они ценят то, что было сделано, вышло больше мужчин и женщин, чем он мог сосчитать. Великое событие. Но Ксантипп чувствовал только, как солнце припекает шею и руки, как сухо во рту и какой он сам грязный.
А вот Фемистокла грязь каким-то образом не коснулась, хотя он сражался и потел так же, как и все остальные. Может, переоделся? По крайней мере, уже нашел где-то бледно-голубую хламиду. С цветами, обвитыми вокруг шеи и рук, он походил на царя или бога из какой-нибудь священной рощи.
Мало-помалу колонна гоплитов влилась в людскую массу. Их приветствовали и соплеменники, и близкие. Тогда же раздался плач по тем, кто не вернулся. Рыдающих женщин и детей увели в сторонку те, кто понимал их потерю, забрали домой сестры и родители. Вокруг этих маленьких островков сокрушительной скорби радовались другие граждане Афин, в ликовании хлопая победителей по рукам и плечам.
На агоре толпа подхватила Мильтиада на плечи. Он оказался выше всех и вскинул руки, отвечая на крики и приветствия. Ксантипп также видел, что и Фемистокл заметил повышение статуса этого человека и совсем не пришел в восторг. Ксантипп наблюдал за победителем Марафона – и Мильтиад, казалось, почувствовал это, глядя поверх толпы. Шум утих, и Ксантипп понял, что если и нужно начать говорить, то именно сейчас.
Он