Ещё, пожалуй, много лет
Священнодействие продлится,
Хотя богов давно уж нет.
Что стало мастеру задачей?
Внести под храмовую сень
И в камне закрепить горячий,
От ясной веры вечный день.
И вот знакомое изустно
Явилось надписью резной,
И нет искусства для искусства,
Есть жизнь и смерть, и страсть, и зной.
Вторая тетрадь
«И всё же этот бред угарен…»
И всё же этот бред угарен,
И эта кровь черна и зла,
Как тот отчаянный татарин,
Который вырван из седла.
Но, и охваченный арканом
(Теперь и жизнь недорога!)
В порыве бешеном и рьяном
Загрызть пытается врага.
Ну, вот, их набежало много,
Тебя сдавили, повлекли,
А ты схватил обломок слога,
Кусок железа, горсть земли.
Творчество
То хлещет, то с упругой силой
В стекло стучится дождь унылый.
То залепечет, иссякая,
То вдруг, ликуя, зазвенит…
И у меня судьба такая
По воле поздних аонид.
На остающемся отрезке
Поток химер, меняя вид,
То чуть слабеющий, то резкий,
Как бы из жил моих бежит.
«Тонул в реке и не однажды…»
Тонул в реке и не однажды,
Но был для жизни чуть иной,
Ударившись о камень каждый,
На берег выброшен волной.
Несла стремнина вихревая
Меня в иные времена,
Но понял я, ослабевая,
Что и погибель не страшна.
И, отметая тьму и тину,
Я вижу резкий свет во сне.
Господь, согласно Августину,
В такой таится белизне.
«Бреду я по холмам зелёным…»
Бреду я по холмам зелёным,
Вхожу в большие города,
Метельным, пыльным, неуклонным
Иду путём – к тебе всегда.
И в заводи – над зыбким илом
Через подводную траву,
В ночной реке и в море стылом,
Пока плыву, к тебе плыву.
Колокола
Колоколы-балаболы…
День сожалений и равнодуший,
Суровый, пасмурный, без тепла.
В округе тихо… Но ты послушай:
Звучат чуть слышные колокола.
Гудят, как сказано, балаболы.
Издалека посылает медь
Свои торжественные глаголы.
Кого же время сейчас отпеть?
– Помедли! – я говорю, – не надо!
Рано итоги мне подвела.
… Но это прожитых лет громада
Колеблет призрачные колокола.
Вис и Рамин
Поеду в Мерв, на городище гляну
И, растравляя старую тоску
Пойду к нему по ржавому бурьяну
По выжженному дряхлому песку.
От времени твердыни стали низки,
Но видят всё бойницы из руин.
Здесь пленнице любовные записки
На