– Ты с ума сошла, – говорила ей Нонка, – не сдашь первую сессию – вылетишь из института! Ты же такая способная! Соберись и учи, как положено!
– А как положено? – вздыхала Лика. – Ну, не лежит у меня душа к этой зубрежке! Тут ума не надо – запоминай только все, как автомат! Никакой свободы творчества!
– А может, и нет у тебя этого самого ума? – сердилась и насмешничала Нонка. – Не способна ты к учебе? Чтобы творить, азы надо знать, а ты элементарно заваливаешь зачет за зачетом, творческая личность! Вот выгонят тебя, тогда узнаешь!
– Ну, это не твоя мысль! Это профессор Русанов говорил вчера об азах, а ты повторяешь! – смеялась Лика. – Пускай выгоняют, я только рада буду, – храбрилась она, но на душе у нее становилось все тревожнее…
Однажды, когда она поздно вечером в довольно-таки паршивом настроении подходила к общежитию, ее окликнула какая-то женщина.
Лика удивленно вгляделась в нее, узнала и вздрогнула: то была Людмила Васильевна.
– Что вы хотели? – помертвевшими губами спросила она.
Людмила Васильевна, робко улыбаясь, приблизилась и коснулась ее руки. Лика молча отстранилась.
– Ты меня узнаешь? – спросила женщина.
– Да, вы – Людмила Васильевна.
– Я – твоя мама! Ты знаешь это?
– Моя мама – Нина Ивановна Свирина. Но о вас я слышала, – это вы когда-то однажды забыли меня в больнице!
– Я тебя родила! – сказала Людмила Васильевна и заплакала. – Разве это ничего не значит?
– Значит, наверное. Но это не главное. Меня вырастила другая женщина, она – моя мама, я люблю ее!
Лика повернулась и хотела уйти, но Людмила Васильевна схватила ее за руку и удержала:
– Я хотела с тобой поговорить,.. – она вытерла слезы и смотрела теперь на Лику заплаканными большими глазами жалко и заискивающе.
Как эта девочка была похожа на их Лелю и на нее саму, молодую! За два пролетевших года она стала выше и стройнее. Даже в этом скромном пальтишке и вязаной шапочке, что на ней, она красива и выглядит совершенно здоровой. Ах, какую ошибку совершили тогда они с Костей!
– Я не помню вас, – сказала Лика. – О чем нам разговаривать?