Иван Васильевич позавидовал его красноречию.
Тем временем состав подошел к Люберцам.
– Что, хочешь весь мир изменить, да? – Поинтересовался с усмешкой Иван Васильевич у сумасшедшего. – Многие до тебя пытались, да только их подвиги смех вызывают. Теперь ты скажи – как ты собираешься мир изменить?
– Партия – мой верный друг и соратник! Партия – ведущая сила, вдохновляющая на подвиги миллионы и ведущая руководство по подготовке революционного мятежа! Она, как птица Феникс, восстанет из пепла и могучей грудью раздвинет препоны империалистических зазывал!
– Так, понятно, партия значит! Твоей могучей грудью, что ли? Ну что? Какова твоя личная ценность?
Сумасшедший немного растерялся и поводил глазами. Подошедшая мороженщица с обтянутым металлической фольгой коробом предложила Ивану Васильевичу и нашему субъекту пломбир, но они оба даже не заметили ее. Оба сидели напряженные, сжав кулаки и немного подавшись вперед, словно желая взять противника на таран, возможно, ценой собственной жизни.
– Я светоч светлых идей коммунизма, – повторил он с гордым видом, ударив себя в грудь, – Я несу честному пролетарскому народу просвещение, говоря о том, что вы, с вашими закабаленными империализмом умами…
– Светоч, посмотри на себя! Ты не можешь даже вписаться общество, семью, не можешь взять ответственность даже за себя самого – в какой помойке ты копался?
– Это та помойка, в которую вы, контрреволюционные интервенты и оппортунисты, превратили процветающую страну молодого пролетариата, смотрящую вперед в светлое будущее!
Иван Васильевич заметил, что речь сумасшедшего похожа на конструктор, в котором он из кубиков слов, причем одних и тех же, собирал разные постройки, далеко не всегда эстетичные и логически выглядящие. Он вспомнил Остапа Бендера, предложившего свой «зубовный скрежет» активисту-журналисту, и подумал, что Ильф с Петровым, наверное, тоже встретились с подобным типом где-нибудь в первой советской электричке.
– Да, именно помойка! Каких людей ты хочешь вести вперед – своих собутыльников и соседей по вокзалу? Посмотри на свой пиджак хотя бы – пробовал отмыть?
– Мой пиджак сшит на пролетарской фабрике, носящей гордое народное имя «Большевичка», и я горжусь этим, – он снова потряс корявым пальцем, – слышите, горжусь этим пиджаком, и я горжусь моим народом, выпестованным революцией! И не променяю этот пиджак даже на два пиджака грязных фабрик загнивающего капитализма, где несчастных восьмилетних детей, работающих за крошки хлеба, обессиленных и стонущих от усталости и жажды, полумертвых оттаскивают от станков…
– Да оставь ты в покое детей! Посмотри на пятно, вот видишь? Пятно на твоем рукаве!
Сумасшедший посмотрел на пятно.
– Ты можешь взять ответственность хотя бы за него? За это