Прошло много времени с тех пор, как я жил дома. Папа превратил мою спальню в темную комнату, а в спальню Тилли они пустили жильца. Я спал на кушетке – прости, Сандор, на диване, – в гостиной. Я, собственно, не возражал; бывало, я спал и на полу, и в гараже. Едва мы трое оказались одни, они сразу расставили точки над «i». Например, меня выдворили на диван.
– Для тебя, Джо, диван вполне сойдет, пока ты не подыщешь себе собственное жилье.
Что она имела в виду? Пока я не получу ипотеку? Пока я не найду работу топ-менеджера и прилагающийся к ней дом? Я бы переехал к Тилли, если бы мог. Если бы у нее была хотя бы одна комната, она разделила бы ее со мной, я знаю. Но Тилли и ее приятель уехали на кемпере[6] в Бельгию, не знаю зачем. Я не знаю, что она там нашла – или он. В родительском доме ее имя никогда не упоминалось. Она покинула его, чтобы жить с мужчиной без брака, и этого было достаточно. Они не знали, что с тех пор она жила с еще двумя, а сейчас, с последним своим приятелем, обитала в каком-то кемпинге. Мама четко выразилась на этот счет:
– Когда Мэтти образумится, решит вести достойную жизнь и начнет уважать саму себя, тогда она сможет вернуться, и мы всегда будем ей рады.
Я все еще сидел на своих таблетках и, возможно, из-за этого больше не погружался в маслянистую воду. Большинство называет депрессией то состояние, что было у меня тогда: апатия, безразличие ко всему и ощущение, что ничто не имеет значения. Я ни с кем не общался, кроме Мамы, Папы и жильца. Все мои друзья куда-то разъехались. Жилец, студент старших курсов колледжа, изучавший нечто под названием «натуропатия»[7], сказал, что у меня шизофрения из-за неправильного питания, в котором недостает сырой пищи. Думаю, он боялся меня. Он обычно подскакивал, когда я входил в комнату.
Однажды Папа сказал:
– Полагаю, мы все знаем, что пришло время тебе, Джо, сдвинуться с места. Даже если бы ты был нашим родным ребенком, мы сказали бы то же самое. – «Даже если бы ты был нашим родным…» – В жизни любого человека наступает момент, когда он должен встать на ноги.
Они не могли вышвырнуть меня из дома. Не могли, если я не хотел уходить. Разве только вызвав полицию. Если оглянуться назад, они вполне были на это способны.
Ну, уж коли быть абсолютно честным, на самом деле я не думал о самоубийстве. Ну, не до такой степени, чтобы сказать себе: «Я сделаю это вот таким-то способом, в четверг, в такое-то время, я напишу записку и сделаю». Все было совсем не так. Я действительно