– Да, Недострелом недавно прозвали.
– Так, хорошо, – Барнешлев посмотрел на писаря, – читай.
Писарь, глядя в бумагу, начал:
– Изменника Балтугу Тимиреева с братьями и сыновьями и прочими служивые люди поймали и посадили в тюрьму. На расспросе названный Балтуга сказал, что осенью посылал на соболиный промысел братьев своих Байгу и Мавра, сыновей своих Девенека, Айгу, Оенека да ещё Баюнчу Кисенева. И что, мол, они русских людей не трогали, а искали потерявшихся коней, а двое промышленных людей на них напали и сына его Девенека убили и Баюнчу Кисенева, а Оенека ножом порезали не до смерти. За что они одного промышленника убили, а другой в лодке от них ушёл. А ему, Балтуге, сказали, что Девенека медведь съел, а Оенек и Баюнча меж собой подрались и ножами резались. А больше они русских людей не убивали.
– Каких коней? – удивился Фёдор и убеждённо сказал: – Врут.
Якутский воевода улыбнулся, писарь продолжил чтение.
– А Оенек Тимиреев был пытан крепко и в расспросе рассказал, что того промышленника убили его дяди и братья, а он позже приехал и вьюки на лошади чинил и за что его другой промышленник ножом резал, он не ведает.
– Не ведает? Надо же? – опять искренне удивился Фёдор.
– Да, – сказал Барнешлев, – теперь на расспросе ты, Фёдор Недострел, рассказывай.
Фёдор честно рассказал, что с ним приключилось. Якутский воевода слушал внимательно, кивал, а писарь записывал.
– За что они так? – пожаловался Недострел. – Я хлеб им дал, рыбу перед ними выставил …
– Рыбу-то зря, – сказал толмач Михайло Удин, – для якутов, что рыбак, что нищий всё одно, а перед тобой почти все тойоны были, а ты их едой нищенской потчевал.
– А на них не написано, что они тойоны – возразил Федька, – раз в гости пришли, то ешь, чего дали и нечего носы воротить да пальмами махать. А убивать-то почто начали?
– Всё так, – сказал воевода и приказал писарю: – Читай далее.
– А Мавра Тимиреев был пытан крепко и после пятидесяти ударов плетью в расспросе показал, что де виноват он перед великим государем и что будучи на соболином промысле, он с братом своим и племянниками, шесть человек, промышленного одного человека убили, а другой, ножом резанный и четырьмя стрелами раненный от них в лодке ушёл, а зимовье то промышленных людей сожгли они же. А пока они лечили своих на берегу Лены-реки, то мимо них проплывали в лодке на Олёкму казак Федька Прохоров да пашенный Максим Непряха с сыном Васькой, и они тех русских людей убили.
– Что же, Федька Недострел, – сказал якутский воевода, – показывай раны свои, досмотр будем проводить.
Фёдор был досмотрен.
– Похоже на правду. Расспрос твой и осмотр будут царю, государю Алексею Михайловичу на Москву отписаны. Ты же, Недострел, в остроге находиться будешь. Что царь решит, то с тобой и будет, всё же ты государевых ясашных людей порезал до смерти.
Федька Недострел поднимался от реки по взгорку к острогу неся на кукане в согнутой руке огромного налима. Хвост рыбины