– Еще сильнее ее бы шокировало, если бы ты предложила им погадать, – отвечаю я, хотя понимаю, что чересчур дразню ее.
– Этим-то? – спрашивает бабушка. – Это как выжимать воду из камня. Что я могу им сообщить? Как играть на бирже?
Бабушка знает, что я не особенно верю во все это: карты Таро, чайные листья или ту магию, которую практикует она, куда более похожую на то, что показывают на дневном телевидении. Я как-то нашла статью в газете из восьмидесятых, где рассказывалось, как полиция Чикаго пригласила ее в качестве консультанта для расследования исчезновения пятилетнего ребенка. Два дня спустя мальчика нашли живым, хотя журналисты все же не стали приписывать этот результат напрямую моей бабушке.
И я до сих пор помню, как прибежала домой в ту ночь, когда исчезла Мэгги, и застала там бабушку – необычно, особенно в рабочий день. Едва я вошла, пытаясь отдышаться и давясь слезами, как она тут же спросила, что случилось с Мэгги. Еще до того, как родители поняли, что что-то не так, бабушка, казалось, уже все знала. Но мне больше не интересно, что она может сказать о Мэгги. Какими бы необычными талантами она ни обладала, они так и не помогли нам найти мою сестру.
– А где мама? – спрашиваю я, заглядывая сквозь французские двери в кухню открытой планировки.
На белом кафеле, гранитных столешницах и кремовых шкафчиках со стеклянными дверцами ни пятнышка. Официанты, разумеется, раскладывают угощения внизу, в подвальном баре, и таскают подносы в гостиную и из нее по узкой черной лестнице.
– Около получаса назад пробежала мимо. Спросила, не хочу ли я выпить. Посмеялась, когда я попросила принести мне «Рики» с джином, и с тех пор я ее не видела.
– Бабушка, тебе вообще-то нельзя пить, – журю ее я.
Год назад бабушка пережила небольшой удар, и теперь она сидит в инвалидной коляске и пьет постоянный курс разжижающих кровь лекарств. Поскольку она больше не может подниматься по лестнице у себя в дуплексе в Джефферсон-парк, она переехала к маме в комнату для гостей на первом этаже, и с тех пор они постоянно грызутся. Мне даже немного жаль маму, ведь бабуля куда дружелюбнее, когда немного выпьет, а из-за лекарств она большую часть прошлого года провела трезвой.
– Я тебя умоляю! Думаешь, врач знает больше о том, что со мной станет, чем я сама? Поверь мне, милочка, когда я умру, это будет не оттого, что я слегка набралась за обедом.
– Я бы предпочла не думать об этом, – говорю я, снова почесав голову Джаспера и сжав бабушкино плечо. Но когда я выпрямляюсь, она хватает меня за руку.
– Знаешь, ты ведь найдешь ее, – тихо говорит она, пристально глядя на меня.
Не хочу это обсуждать. Мэгги и все остальное. Не хочу задавать вопрос, на который отчаянно жажду получить ответ: живой или мертвой? Поэтому просто киваю.
– Знаю, – говорю я, сжав ее руку.
Бабушка машет мне рукой, и я захожу обратно в дом, едва