– Между прочим, это как раз Гаврила Романович и назвал нас «якобинской шайкой», – напомнил я.
– Гаврила Романович человек порядочный, глубоко порядочный. А что про вас не очень лестно отозвался, так исключительно из-за радения за дело. Уж больно молоды вы, опыта не имеете, это и смущает Гаврилу Романовича, – промолвил старый граф с большой озабоченностью в голосе.
Появился лакей и доложил, что Новосильцев ждет меня в павильоне.
– Позвольте откланяться, Александр Сергеевич. – Я поднялся из кресла.
– Ступай, голубчик, ступай, – сказал старый граф и, задумчиво кивнув на стол, добавил: – Всего тут…
И перевел вопросительный взгляд на Якова Ивановича.
– Четыре тысячи восемьсот сорок пять человек, – сказал тот.
– Да, вы говорили «почти пять тысяч», – кивнул я.
– «Почти пять тысяч дел» – это так, статистическая прикидка, – усмехнулся Александр Сергеевич. – А четыре тысячи восемьсот сорок пять человек – это живые люди, оказавшиеся в нечеловеческих условиях. И у каждого есть родители, у многих жены и дети. Все эти люди тоже несчастны. Вот посмотри…
Александр Сергеевич взял несколько папок, лежавших отдельной стопкой, и протянул мне. Яков Иванович вздрогнул и странно двинул руками, как если бы пытался остановить старого графа, но в последнее мгновение не решился. Последовавшие слова Александра Сергеевича объясняли реакцию штабс-капитана.
– Видишь? Здесь пять дел. Ими занимался Яков Иванович. Пять человек вернулись на свободу, для них закончился ад, в котором они оказались при попустительстве власти. Пять человек. Вроде немного. Но ты подумай! Пять жен обняли своих мужей! Дети приголублены отцами! А у многих и родители живы! Какое счастье для стариков! А все наш скромный друг Яков Иванович…
Штабс-капитан Репа замахал руками, застенчиво улыбаясь.
– Полно вам, полно, Александр Сергеевич! – воскликнул он. – Моя заслуга совершенно невелика! Вот вы! Вы настоящий спаситель!
По глазам Якова Ивановича я видел, что в действительности он доволен – очень доволен! – словами старого графа. И я подумал, что это как раз тот случай, когда в подобном довольстве нет ничего предосудительного. Дай бог каждому падкому на лесть человеку заслужить эту лесть столь благородным делом.
– Только вообрази. – Старый граф поднял одну из папок. – Несчастный томился в застенке только за то, что посмел посвататься к барышне против воли ее родителей. Папаша девицы упек его. Будь моя воля, я бы этого тестя самого месячишко в каземате подержал.
– Ну, в крайности не стоит впадать, – смущенно промолвил штабс-капитан.
Чтобы польстить Якову Ивановичу еще больше, я не спеша перелистал каждое дело и даже пробежал глазами документы. А затем вернул все