Я повернулся к Чарторыйскому, ища поддержки, ведь князь такой удачный образ подобрал – «действительность сломает нас железной пятой!». Хорошо сказал. Но теперь умолк. Впрочем, несмотря на байку про поручика Шубина, он, как я видел, мои слова серьезно воспринял. А молчал, видимо, потому, что не хотел тратиться на пустые споры. Князь Адам сидел, задумавшись. Остывал нетронутым его кофий. Мысли Чарторыйского витали далеко за пределами этого дома, но очевидно, что их ход направлялся полученными от меня сведениями.
– Ну, давайте, давайте с малого начнем! Доложите государю о выходках военного губернатора, – предложил я.
– Так ты за идею борешься? Или отомстить обидчику ищешь способ? – спросил Новосильцев. – Не отвечай, не важно. Послушай дельного совета, Воленс-Ноленс. Забудь ты эту историю…
– Какую? – насупился я.
– Все, что с тобой случилось. Раны до свадьбы заживут. Глядишь, еще и Михаила Федотовича погулять пригласишь.
– Значит, говоришь, они называли его Длинным, – очнувшись вдруг, промолвил князь Адам. – А ведь и Николай Зубов человек сложения атлетического.
– Исключено, – глухо произнес Николай Николаевич. – Я уверен, никогда Александр никого из братьев Зубовых на службу не вернет.
Хозяин дома преобразился, признаков веселости как не бывало. Он смотрел на Чарторыйского с укором, а когда взгляды их встретились, Николай Николаевич с сожалением потупил взор.
Князь Адам улыбнулся натужно, потер руки, проглотил холодный кофий и сказал:
– Значит, Воленс-Ноленс, говоришь, по бристолям пройтись… Княжны Нарышкиной…
– Ладно, друзья мои. – Я поднялся из кресла. – Пожалуй, и впрямь стоит мне успокоиться. Я провел тяжелую ночь и нуждаюсь в отдыхе.
– И то правда, братец, – улыбнулся Новосильцев. – Я велю подать карету.
Он смотрел на меня так, как благодарные родители смотрят на разумное дитя, когда ребенок вовремя удаляется в свою спаленку. Я понимал, едва за мной закроется дверь, Новосильцев и Чарторыйский начнут всерьез ломать голову над вопросами: кто такой этот Длинный и что затевают граф Каменский сотоварищи?
Вдруг у меня в голове словно вспыхнуло воспоминание. Я чуть было по лбу себя не хлопнул: как же это раньше не заметил столь важных фактов? Российский посол в Лондоне граф Семен Романович Воронцов писал, что замолвит словечко за меня двадцать восьмого октября на известном, как он выразился, торжестве.