2. О сложности продвижения греко-римских памятников на северо-восток сегодня можно говорить в двух смыслах: познавательном и фактическом. В гносеологическом отношении мы имеем исчезнувшие архетипы, настырные попытки ученых реконструировать миграционный шлейф права по вспомогательным источникам – легендам, сказаниям, хроникам соседних народов. Нужда истины сооблазняет ворошить самый мумифицированный продукт народной жизни – юридические пословицы и поговорки[67], а также просматривать нумизматические собрания[68]; авось в них проглянет потерянное юридическое прошлое. Причины утраты источниковедческой базы более-менее понятны: сравнительно позднее овладение собственной письменностью; деревянная архитектура городов, делающая их беззащитными против огня и времени; национальная склонность россов к самоуничижению и их повышенная веротерпимость; многократные опустошительные набеги иноземных врагов – сделали свое дело. Утрируя до максимума эту мысль, дозволительно резюмировать так: в познавательном отношении вопрос о рецепции греко-римского права на Руси сложен, потому что мы мало об этом знаем, не имеем достаточного числа правовых памятников тысячелетней давности – архетипов.
Сохранившиеся же источники свидетельствуют о фактически сложном (медленном, селективном, неравномерном в территориальном аспекте, многочисленных искажениях византийских норм в угоду русским условиям, приеме и последующем отказе от них) процессе заимствования. Так было повсеместно во всей Европе и изначально. Вот примеры:
а) кодификация Юстинианового права, в историческом отношении почти совпавшая с распадом Римской империи на две части, была исполнена в Византии, но на прародительском, латинском языке. Большинство населения восточных земель не разумело латыни: тут же последовали греческие переводы. Выполнялись они частным образом, с искажениями, и уже на этой начальной стадии потребления римское наследие было не вполне подлинным;
б) дальше – больше; наши предки также поработали на славу. Современный знаток византийского